По прибытии в Верхоянск я получил письмо от лейтенанта Берри, написанное в Средне-Колымске и датированное 7 апреля. Оно сообщало мне, что он двигался своим поисковым отрядом на запад вдоль побережья до самой Яны. Если бы я знал об этом до отъезда из Усть-Янска, я бы подождал его или отправился на восток и встретился с ним, и таким образом завершил поиски Чиппа вдоль всего побережья от Восточного мыса до реки Оленёк. Но теперь было слишком поздно поворачивать назад, санный сезон и так уже давно закончился, становилось тепло, всё таяло, да и свободного времени у меня не было. Поэтому, оставив свои сани и оленей в Верхоянске, я начал утомительную поездку в Якутск верхом. Расстояние до него зимой, по руслам рек, составляло девятьсот шестьдесят вёрст, но теперь оно растянулось на тысячу двести. А лошади! Старые клячи, которым просто повезло пережить прошедшую зиму. А седла!! Наши кавалеристы никогда не видели ничего подобного, потому что их опыт обычно ограничивается знакомством с «деревянно-каркасным Макклеллана»[144]
. У нас тоже было дерево, это правда, но оно состояло из пары кривых палок, прикреплённых к двум потникам, которые клались на спину лошади, – а сверху на этих палках сидели мы, иногда подкладывая под себя мешки с сеном. Завершали сбрую поводья из оленьей кожи и деревянные стремена. В общем, для долгой поездки всё это было очень неудобным.У меня было четыре вьючных лошади для перевозки нашей провизии и личных вещей, а отряд мой состоял, помимо меня, из нескольких проводников, Бартлетта, Ниндеманна и Ефима, уже известного читателю как «Рыжий Чёрт» из-за его косматых рыжих волос и красной хлопчатобумажной рубахи, которые так любят русские крестьяне, а также за его негодяйство в «потерях» (т.е. на самом деле краже и продаже) нашего походного снаряжения, табака и чая и за то, что он вдрызг напивался при любой возможности.
Всего в моем обозе было около десятка лошадей, довольно большое количество для этих мест, и временами на станциях нам не могли дать полную смену лошадей. Сами мы представляли собой самую убогую кавалькаду, какая когда-либо маршировала по Сибири —полудюжина суровых на вид оборванцев, верхом на тощих и измученных, но строптивых конях. И всё же мы были веселы! Реки и ручьи вздулись от тающего снега и дождей, наши несчастные неподкованные лошади скользили на мокром льду, периодически роняя нас в воду. Часто кто-нибудь из нас предпочитал спешиваться и вести своего Буцефала за уздцы, и, если бы лошади не несли еду и нашу сменную одежду, некоторые особо нетерпеливые, наверное, бросили бы их на произвол судьбы вместе с их нелепыми сёдлами и всем остальным. Так мы и тащились, пока, наконец, 14 мая не добрались до станции Киенг-Юрях в горах между Верхоянским и Якутским округами. Лошади к этому времени уже едва держались на ногах, а перемены им на этой станции не было – и ещё долго не будет, до тех пор, пока мы не спустимся в долину реки Алдан. Вокруг рос только редкий кустарник, который выживает на этих высотах. Мы отпустили лошадей самим добывать себе пропитание, и бедные животные разгребали снег копытами, как северные олени, и щипали жухлую траву под ним.
Мы были в пути из Усть-Янска уже семь дней, и за это время никто из нас не спал в человеческом жилище больше трёх часов подряд. Провизия закончилась, а лошади с багажом, которых вёл Рыжий Чёрт так отстали, что мы не видели их уже в течение трёх дней, но я бы нисколько не сожалел, если бы этот чёрт потерялся навсегда – до того он мне осточертел! Я спешил успеть пересечь Алдан до того, как он вскроется, но в Киенг-Юряхе старые ямщики и казак, с которым я ехал в Якутск в прошлый раз, сказали мне, что долина уже затоплена на многие мили и что лучше пока оставаться здесь. Мясо у нас кончилось, и я купил немного конины, как уверял меня старый якут – мясо молочной кобылы. Оно было высокого качества и стоило соответственно. Я видел, как возле станции женщины-якутки с детьми выкапывали какие-то коренья, чтобы поесть.
Дав лошадям пару дней отдыха, я попытался продолжить наш путь, но лошади тут же провалились по круп в мягкий мокрый снег и, в конце концов, отказались идти, и мы были вынуждены отвести их обратно на станцию. Что ж, прекрасная перспектива оставаться в этом горном ущелье, среди разлившихся от половодья ручьёв и почти без еды. Одно время казалось, что мы пережили опасности Северного Ледовитого океана и дельты Лены только для того, чтобы умереть с голоду в горах или утонуть в бурных потоках. Впоследствии я узнал, что два моих посыльных, Бобоков и Калинкин и г-н Гилдер с «Роджерса» были застигнуты половодьем в долине Алдана, которое загнало их на вершину дерева, где они соорудили насест и жили на нём несколько дней. Для еды они убили одну из своих лошадей, тушу которой привязали к дереву и отрезали от неё куски, когда нуждались в пище. Вода наконец спала, и они были освобождены из своего «высокого» плена, но не так скоро, как хотелось бы, так что запах их плавучей кладовой стал слишком уж сильным, а их желудки соответственно ослабли.