В дельте Лены

Верные своему долгу, Бобоков и Калинкин подняли ящик с драгоценными бумагами и записями экспедиции на вершину дерева и крепко привязали его. Но вода продолжала подниматься, они испугались, подняли и привязали его ещё выше, и тут Калинкин упал с дерева и был унесён течением в ветви другого, где он оставался без еды в течение нескольких дней. Из-за своей неосторожности они подвергли себя и свой бесценный груз тому самому риску, которого я и намеревался избежать, потому послал их с Дельты так рано, чтобы обеспечить вывоз записей в безопасное место до того, как начнутся весенние паводки. Но они подолгу задерживались на разных станциях, неделю бездельничали в Верхоянске, а тем временем приближалась весна, и паводки застали их примерно за десять дней до того, как они пересекли Алдан, и их неповиновение приказам едва не стоило им жизни и потери наших записей – плодов стольких трудов, страданий и смертей.

Видя, что я должен оставаться в Киенг-Юряхе на неопределённое время, я отправил одного казака на ближайшее оленье становище с приказом пригнать пять оленей для еды. Хлеб у нас давно закончился, и, если бы нам не посчастливилось встретить этих двух старых ямщиков и казака, нам пришлось бы есть наших лошадей. Казаки, путешествующие по Сибири, обычно живут в деревнях, и этот парень, как мне сказали, приехал в Киенг-Юрях и спокойно жил у смотрителя станции до тех пор, пока не закончилось наводнение. Старый смотритель-якут, зная этого человека, предложил ему пять рублей, чтобы он ехал дальше. Казак положил деньги в карман, но остался и съел всю оленину и еду на станции, так что моё своевременное прибытие стало неожиданной удачей для смотрителя.

Днём 16 мая в лагерь пришёл пожилой якут. Он был ямщиком, который отвозил Бобокова с его людьми до соседней станции, и сообщил, что все дороги затоплены и непроходимы. Выпало много осадков, так что тяжёлый мокрый снег лежал на раскисшей земле и делал любое передвижение практически невозможным. Я купил у него трёх оленей для еды, и он ушёл на стойбища своего племени в одно из горных ущелий, где они пасли оленей до самой зимы.

18 мая выпал снег глубиной в фут, выбеливший весь ландшафт. Это было необычное зрелище. В некоторых местах снег был глубиной сорок и более футов, а некоторые ущелья забило снежными лавинами на несколько недель. И всё же, когда солнце растопило почти весь снег и оставалось ещё пара дюймов, уже можно было собирать голубику, бруснику и мелкую клюкву, а местами сквозь снег пробивали свои листья какие-то выносливые маленькие растения, радуя сердца и желудки наших бедных лошадей.

Примечательно, как по-разному эти якуты ухаживают за своим скотом по сравнению с лошадьми. Коровы содержится жилищах вместе с семьёй до весны, и когда они выходят на улицу, это самые худые и голодные на вид коровы в мире (кроме, возможно, египетских). Хотя их кормят сеном, накошенным летом косами, похожими на кубинские мачете[145]. Я никогда не видел такого необычно сложенного скота. Как и большинство людей, я был знаком только с обычными коровами, с позвоночником, прогнутым вниз; но у крупного рогатого скота в Сибири спины прямые, и на них растут волосы, длинные и спутанные, как лохматая голова бизона.

Глава XXVII. По Сибири

Встреча с Берри и Хантом – В долине Алдана – «Мрачный Джон» – Семья тунгусов – Путешествие по затопленному району —Переправа через Алдан – Живописная сцена – Прибытие в Якутск – На борту «Пионера» – Комары – Ленские столбы – Пропускаем отряд Харбера – Купеческие баржи – Киренск – На «Константине» и лодках – В тарантасе – «Иван», вымышленный друг – Иркутск – Приключения моих часов.

Утром 21 мая лейтенант Берри и мичман Хант с погибшего парохода «Роджерс» прибыли в Киенг-Юрях в сопровождении корреспондента мистера Джона П. Джексона, художника мистера Ларсена, отряда казаков и моряка Нороса, который путешествовал по дельте Лены в качестве гида и слуги мистера Джексона. Лейтенант Берри и мичман Хант привезли с собой русского мальчика, которого они привезли откуда-то с берегов Камчатки и который с тех пор служил им переводчиком.