— Не предполагал, что вы придерживаетесь таких воззрений. Я-то полагал, вы ниспровергатель всего и вся.
— Ничего нет глупее, чем все ниспровергать. Что в таком случае будет в остатке? Ниспровергать нужно только то, что мешает развитию, что ведет страну к гниению. Разве не так?
— Полностью согласен, Алексей Германович. Всегда был уверен, что вы не радикал. Власть совершает ошибку, что отталкивает вас, вместо сотрудничества.
— Боюсь, что с этой властью сотрудничество не получится.
— Возможно, вы правы, — как-то не очень внятно проговорил Шевардин. — Это грустно.
— Уж как есть, — развел руками Азаров.
— Значит, завтра вы не уедете?
— Скорее всего. Пока отец еще не очень хорошо себя чувствует. Но ему лучше. Возможно, послезавтра. Хотя точно сказать не могу.
— Если все же соберетесь уехать, не сочтите за труд поставить меня в известность.
— Если это так необходимо…
Шевардин, подтверждая, кивнул головой.
— Хорошего вам вечера, Алексей Германович! — Шевардин быстро походкой зашагал к дому.
Эта идея пришла к Софье Георгиевне во время ее разговора с тестем. Сначала она показалась ей нелепой и несерьезной, но она не только не растворилась в пространстве, как огромное число самых разных мыслей, а наоборот, буквально с каждой минутой набирала силу, заявляла о себе со все большей настойчивостью. И уже через какое-то время показалась абсолютно верной. Если этот вопрос касается всей семьи, то все ее члены должны его решать. Каждый имеет право голоса, право высказать свое мнение. Если этого не сделать, то даже трудно представить, что может их ожидать в самом ближайшем будущем. Конечно, Михаил будет против, но почему он все должно зависеть только от него. Пусть узнает, что думают и другие.
Софья Георгиевна заглянула сначала к дочери, потом к сыну и попросила их зайти к родителям через полчаса для обсуждения очень важного вопроса. Она не стала уточнять, о чем пойдет речь, только сказала, что от результатов этого обсуждения во многом зависит судьба их семьи и каждого из них. Это сообщение заинтриговало и Ренату и Виталия, но, несмотря на их вопросы, больше говорить ничего не стала и направилась к мужу.
Михаил Ратманов продолжал смотреть сериал. Софья Георгиевна подумала, что это, наверное, уже десятая, а может даже и двадцатая серия. Какое-то глухое раздражение против мужа поднялось в ней. Она с трудом преодолела искушение выключить телевизор.
— Миша, оторвись от экрана, — попросила она.
Ратманов неохотно посмотрел на нее.
— В чем дело?
— Сейчас к нам придут наши с тобой дети, — сообщила Софья Георгиевна.
— Это еще зачем?
Ей захотелось съязвить, но в последний момент она удержалась. Сейчас не тот момент для подобных эскапад.
— Я решила созвать собрание нашей семьи.
Ратманов посмотрел на жену, как на сумасшедшую.
— Что созвать?
— Собрание нашей семьи, — повторила Софья Георгиевна.
— Это как понимать?
— Нам надо обсудить, как нам всем жить дальше. Так как мы жили до сих пор, больше жить невозможно.
— Кто тебе внушил этот бред? Отец Варлам.
— Он тут ни при чем, это исключительно моя инициатива. Прошу тебя, отнесись к ней серьезно. И выключи этот чертов телевизор! — неожиданно для себя раздраженно воскликнула она.
К ее удивлению муж безропотно исполнил эту просьбу. Герои мыльной оперы на какое-то время исчезли из комнаты. Софья Георгиевна посмотрела на Михаила и заметила на его лице растерянность. Он явно был обескуражен происходящим.
Ратманов хотел о чем-то ее спросить, но почти одновременно в комнату вошли Рената и Виталий.
— Я так и не понял, зачем нас позвали? — спросил Виталий. Он развалился в кресле и оттуда смотрел на родителей. Рената села на стул и тоже выжидающе стала глядеть на них.
— Я не знаю, — ответил на вопрос сына Михаил Ратманов. — Спросите у мамы, это ее затея.
— Я объясню, — произнесла Софья Георгиевна. — Мы все члены одной семьи, то есть, самые близкие друг другу люди. Это позволяет мне говорить с вами максимально откровенно.
— Уж не собираетесь ли вы разводиться? — предположил Виталий.
— Пока об этом речь не идет, сынок. А там, кто знает, — ответила Софья Георгиевна.
— Интересный заход, — протянул Виталий. — Тогда о чем же речь?
Софье Георгиевне вдруг стало тревожно. Все же правильно ли она поступила, затеяв это небывалое в их семье собрание. Никогда они ничего подобного и близко не обсуждали. Но отступать уже поздно. Почему-то за поддержкой она посмотрела на дочь. Рената ответила ей тревожным взглядом.
— Возможно, дорогие мои, мои слова покажутся вам высокопарными. Но я говорю по велению моего сердца. В последнее время я много думала о том, как живет наша семья.
— Как же она живет, Софья? — с явной насмешкой в голосе поинтересовался муж.
— Мы живем не честно и упорно на это закрываем глаза, делаем вид, что все нормально.
— А разве не так? — снова подал голос муж.