В долине смертной тени [Эпидемия]

Еще недавно он был уверен, что ревность ему не грозит, что ревность — это какой-то полудикий атавизм, а современный человек, если он действительно современный, а не играет эту роль, не может ее испытывать. Люди просто обязаны быть свободными от подобных проявлений, расходиться между собой просто и спокойно, без драматических сцен, договариваться о дальнейших отношениях, если они сохраняются в каком-то виде. Он даже фильм сделал на эту тему, о том, как следует вести себя в подобных ситуациях. Главную женскую партию, разумеется, исполнила Соланж. Картина имела определенный резонанс, многие восприняли ее как образец поведения в наше время.

Но сейчас все эти схемы были полностью опрокинуты тем, что происходило у него внутри. Аппетит пропал мгновенно, не хотелось ни есть, ни пить. Зато очень хотелось выплеснуть всю эту жгучую энергию наружу. С каким наслаждением он бы завязал драку с Алексеем; мысленно он очень ярко представил картину, как его кулак сминает лицо брата, из-за рта которого сыплются ошметки зубов.

В какой-то момент Святославу стало страшно от самого себя. Он вдруг ясно ощутил, как в нем, в человеке двадцать первого века внезапно проснулся первобытный дикарь. И что с ним делать, как его обуздать, не понятно.

Святослав так резко отодвинул от себя тарелку, что она, ударившись о графин, громко зазвенела. Все дружно повернули головы в его сторону. Он встретился взглядом с Соланж, и ему показалось, что она догадывается о том, что творится с ним.

Святослав поспешно встал, пробормотал извинения, и почти выбежал из столовой.

— Что это с ним такое? — спросила Софья Георгиевна. Однако никто не ответил ей. Если не считать того, что Азаров и Соланж переглянулись между собой.

— Мне надо его найти, — тихо сказал он ей. — Извините, мне нужно ненадолго выйти, — уже громко сообщил он своим сотрапезникам.

Святослав сидел на скамейке в саду, он настолько глубоко ушел в себя, что даже не услышал приближающихся шагов брата. Азаров остановился в нескольких десятках метров от него. Он выглядел таким несчастным, что ему стало жалко его. Но одновременно он понимал, что никакое сочувствие Святославу не уменьшит его счастья, которое буквально переполняет душу.

Азаров стоял так уже довольно долго, а Святослав по-прежнему не реагировал на его присутствие. Ему пришлось кашлянуть. Режиссер резко повернулся в его сторону. Когда он увидел, кто находится рядом, у него невольно сжались кулаки.

— Если хочешь драться, я готов, — сказал Азаров.

Кулаки у Святослава разжались.

— Тебе лучше уйти, — произнес он.

Азаров покачал головой.

— Это не поможет.

— Тогда что ты хочешь?

Азаров вдруг осознал, что он не знает по-настоящему, что он хочет. Пойти за братом его заставил внезапно возникший импульс.

— Мы очень скоро расстанемся. Нам надо остаться друзьями.

— Да, какая, к черту, разница, друзьями или не друзьями! вдруг крикнул Святослав. — Это ничего не меняет.

— Меняет.

— Да откуда ты можешь знать?

— У меня были люди, которые считались моими друзьями, а потом стали врагами. Они люто ненавидят меня до сих пор.

Внезапно Святослав так резко обмяк, что Азаров испугался, что брат может упасть. Он сделал шаг к нему, чтобы поддержать.

— Не подходи! — резко произнес Святослав.

— Почему?

— Я же сказал, можем подраться. Даже не представляешь, как хочется тебя ударить.

— Хочется, ударь.

Святослав встал со скамейки, сделал несколько шагов в направлении Азарова, и остановился.

— Очень болит, — показал он на грудь.

— Я понимаю. Когда Юлия ушла, у меня тоже сильно там саднило.

— Правда? — с какой-то странной надеждой посмотрел на Азарова Святослав.

— Да. Хотелось выть.

— Тебе? Не поверю.

— Я сам не ожидал такой реакции. Но это так.

Святослав о чем-то задумался.

— Может, это семейная черта?

— Скорей всего.

— И что с ней делать?

— Не представляю.

Святослав снова погрузился в свои мысли.

— Как жить, если жить не хочется?

— Подождать, когда все рассосется.

— А что делать в тот момент, когда еще не рассосалось?

Азаров молчал.

— То-то и оно, это самый трудный период, — сказал Святослав. — Некоторые не выдерживают. — Он приставил палец к виску.

— Ты же не собираешься?

— А никто не собирается — и вдруг ба-бах. Самая сильная боль в человеке — боль от неразделенной любви. Я это только что уразумел.

— Неужели не знал? — удивился Азаров. — Ты же режиссер.

— Ты удивишься, не знал, — развел руки Святослав. — Потому что до сих пор не испытывал.

— Но ты же фильмы снимаешь, причем, хорошие.

— Скажу тебе по секрету, всегда думал, что любви уже нет. Так, осталась какая-то бодяга.

— Любовь будет всегда.

— Ты-то откуда знаешь?

— Знаю. Это главный источник силы в человеке. Не будет любви, сила иссякнет. А если любовь есть, то она прибавляется.

— Кто бы мог подумать, что ты мыслишь такими категориями. Я был уверен, что ты весь в борьбе с режимом.

— Так и есть, я борюсь с ним ради любви.

— А справедливость? А честность? Ну и так далее по списку.

Азаров на мгновение улыбнулся.

— Без любви они теряют смысл. Весь этот список базируется на любви.