— Ахъ, какъ это чудно, ты попалъ въ кладовую своей матери? — сказала она, показывая на открытые шкафы. — Откровенно говоря, я ни за что не хотла бы остаться здсь навсегда, — прибавила она после дальнйшаго осмотра; она содрогнулась, когда взоръ ея скользнулъ по глубокой арк, въ которой царилъ мракъ. — Я бы смертельно боялась здсь. Когда ты мн говорилъ о монастырскомъ помсть, я представляла себ мраморныя колонны, величественныя арки и фонтаны во двор. И вдругъ работникъ приводитъ меня къ этому ужасному гнзду и увряетъ, что это монастырское помстье — я чуть не побранилась съ нимъ. Боже мой! Какой входъ! Я чуть не попала въ ведра, стоящія на дорог: маленькій ребенокъ отчаянно кричалъ гд-то. Наврно это маленькій Вольфрамъ, надежда рода? — въ сняхъ пахло жаренымъ саломъ — пфъ… сало!.. и потомъ эта милйшая особа, которая привела меня сюда и которая, какъ мн кажется, представляетъ собой и швейцара, и лакея, и горничную. Она многозначительно усмхалась и покровительственно похлопала меня по спин.
На ея нжномъ бломъ лбу появились складки, и она прибавила полунасмшливо, полуозабоченно.
— Насколько я понимаю, Феликсъ, ни мама, ни бабушка не должны никогда быть здсь. Вышелъ бы страшный скандалъ, и несчастные Ружероль должны были бы en tour [7]
перевернуться въ своихъ гробахъ.— Успокойся, Люсиль, ни мама, ни бабушка никогда не попадутъ въ этакое непріятное положеніе, — возразилъ молодой человкъ, тяжело дыша, — пойдемъ и мы отсюда.
— Какъ, сегодня же вечеромъ? — прервала она его съ изумленіемъ. — He повидавъ твоей матери?
— Моя мать не приготовлена къ пріему такой гостьи, какъ ты.
— Ho, Боже мой, я совсмъ не взыскательна! Ты самъ всегда говоришь, что я мъ и пью, какъ птичка — конечно, сала я сть не буду. Но фрау Вагнеръ, наша старая кухарка говоритъ постоянно, что въ каждомъ порядочномъ дом всегда найдется въ буфет майонезъ или что-нибудь въ этомъ род, что я люблю.
Онъ крпко сжалъ губы, молча взялъ со стола соломенную шляпу и тихо и осторожно надлъ ее на темные локоны молодой двушки.
— Ну, какъ хочешь, — сказала она, пожимая плечами, и приколола шляпу золотой шпилькой. — Мы пойдемъ въ отель.
— Нтъ, я поведу тебя въ домъ Шиллинга, къ нашему другу, барону Арнольду.
— Это мн нравится, я очень этому рада, Феликсъ! Милый баронъ Шиллингъ! Я его люблю!.. А увижу я его молодую жену? Я умираю отъ любопытства, красива ли она, — для меня это самое главное, было бы теб извстно.
При этихъ словахъ она встала на цыпочки, что-бы посмотрть въ висвшемъ между двумя окнами маленькомъ зеркал, «прилично» ли надта шляпа, но, со смхомъ махнувъ рукой, отказалась отъ этой попытки.
— Бабушка хорошо знала отца баронессы, старика фонъ Штейнбрюкъ въ Кобленц, продолжала она болтать, она говоритъ, что онъ воспитывалъ свою единственную дочь въ монастыр.
— Бабушка права, — сказалъ онъ и опустилъ ей на лицо вуаль. Изъ-за узора чернаго кружева лишь мстами видна была блая бархатистая кожа, да сверкали, какъ звзды, большіе блестящіе глаза.
— Вотъ мы и готовы, — сказала она и взяла свой носовой платокъ. Феликсъ подалъ ей руку.
— Дорогая моя, — просилъ онъ, понизивъ голосъ и останавливаясь въ дверяхъ, — не разговаривай, пока мы въ дом, и иди какъ можно тише съ лстницы.
— Но, Боже мой, почему же это? Вдь мы не воры? — съ удивленіемъ спросила она. — Ахъ, должно быть, ребенокъ боленъ?
— He боленъ онъ, но у него слабые нервы.
— A, понимаю.
Они вышли въ переднюю. Молодой человкъ страшно волновался. Руки его сжимались, какъ въ судорогахъ, и по мр приближенія къ дверямъ горяче и лихорадочне становилось его желаніе, чтобы его мать не встртилась съ Люсилью.
6
Совсмъ смерклось. Внизу въ сняхъ зажгли уже стнную лампу, которая бросала слабый свтъ и представляла въ какомъ-то страшномъ вид деревянныя рзныя фигуры перилъ; въ отворенную дверь видно было широкую пасть камина и глубокую арку двери, ведшей въ заднее строеніе, мимо которой должны были пройти спускавшіеся съ лстницы молодые люди.
— Скажи, ради Бога, Феликсъ, какъ можешь ты выдержать хоть одинъ часъ въ этомъ ужасномъ жилищ? — прошептала ему на ухо Люсиль, закрывая отъ страха глаза.
Онъ крпко прижалъ ея руку къ себ. Его эластичные шаги были такъ же тихи, какъ и шаги его спутницы, но ступеньки все-таки сильно скрипли и двигались у нихъ подъ ногами. Къ своему величайшему успокоенію молодой человкъ скоро увидлъ черезъ перила, что освщенныя сни были совершенно пусты, и вс двери затворены — еще нсколько минутъ и конецъ этому ужасному положенію.
Въ ту самую минуту, когда онъ съ облегченіемъ переводилъ духъ, изъ темнаго угла около нижней ступени лстницы прыгнуло подобно тигру какое-то темное тло, громадными прыжками промчалось мимо Люсили и исчезло въ верхнемъ этаж, - это былъ огромный, ненавистный Феликсу котъ, отдыхавшій въ своемъ любимомъ уголк.
Молодая двушка испустила громкій крикъ, вырвалась у своего спутника и, какъ безумая, бросилась съ лстницы.