Перед нами небольшой одноэтажный домик, с заросшей дорожкой и крохотным двориком, который можно было бы назвать уютным, не будь он настолько запущен. Природа не знает остановки в своем движении и казнит всякую бездеятельность. Сорняки почти с меня ростом уныло заглядывают в пыльные окна дома, постукивая своими пушистыми шапками по стеклу.
Здание было построено много лет назад, отмечаю я, лишь бегло взглянув на слегка покосившуюся крышу и серую, давным-давно выгоревшую древесину. Мы переглядываемся и подходим к двери. Я достаю из кармана ключ, воровато оглядываясь по сторонам.
– Может стоит сначала постучать? – подсказывает Прим, и это первые слова, которые я слышу из ее уст за последние сутки.
На стук никто не отвечает, я вставляю ключ и облегченно выдыхаю, когда он с щелчком поворачивается, отпирая замок. Мы заходим внутрь. Я пытаюсь найти следы присутствия хозяев, но ничего не замечаю. Ни фотографий, ни картин, ни личных вещей, ничего, что рассказывало бы о жильцах. На всей мебели толстый слой пыли.
– Кажется, здесь давно никто не живёт, – провожу пальцем по серой поверхности стола, рисуя пальцем тонкую дорожку.
– А если настоящие хозяева все же появятся? – спрашивает Прим бесцветным тоном.
Я не знаю что на это ответить, ведь других вариантов у нас пока нет, поэтому пожимаю плечами. Первым делом включаю стандартный проектор, установленный во всех домах Панема, в надежде услышать какие-то новости о Китнисс. Комната наполняется жужжанием телевизора.
Прим садится на диван, подтягивая ноги к себе, и начинает переключать каналы в поисках новостей.
Я тем временем решаю осмотреться – медленно прохожу на кухню, которая одновременно служит и столовой, потому что столовой как таковой тут нет. С улицы сразу попадаешь в холл, который переходит в гостиную. На полу валяется старенький потрепанный ковер, а в остальных комнатах – просто деревянный сбитый пол. Спальня размером с обувную коробку сразу за ней. Обои местами отходят от стен, по потолку плетется узор из паутины. Комната выглядит так, как будто раньше здесь жил какой-то старик. Да и пахнет тут так же, зато кровать нормальная, и на том спасибо.
– Пит, скорей сюда, – зовет Прим. – Двенадцатый показывают!
Я возвращаюсь в комнату, где бодрый голос ведущего бегло вещает:
– За грубые нарушения правил участия в Голодных играх трибутами от Дистрикта–12, на жителей провинившегося дистрикта накладываются следующие штрафные санкции:
– увеличение налогов на 5% на весь следующий год;
– увеличение стоимости тессеров вдвое;
– запрет на ввоз продукции из других дистриктов.
– запрет на внешнюю торговлю…
– Что они сделали? – возбужденно спрашиваю я, переводя взгляд с Прим на экран и обратно.
– Я не знаю, когда переключила, программа уже шла, – взволнованно отвечает она, крепко прижимая пульт к груди.
Трибуты, нарушившие правила, и совершившие побег, – продолжает ведущий, – были найдены сегодня на границе с Дистриктом–1 и расстреляны миротворцами на месте.
Нет. Это не может быть правдой. Капитолий врет.
Нет. Нет. Нет.
Прим издает странный звук, что-то между всхлипом и писком, и закрывает лицо руками, а я бреду в спальню и падаю на стоящую в центре комнаты кровать. Закрываю глаза. Всё происходит будто не со мной. Меня пугает моя реакция на произошедшее. Как будто кто-то внутри выключил все эмоции, или просто их было слишком много в последнее время, да лимит и закончился. А может просто болит меньше, когда тебе безразлично?
Я не знаю, сколько так лежу, но за окном уже стемнело. Прим заходит в комнату и замирает на пороге. Вот дурень, ведь я улегся на единственную кровать в доме. Медленно встаю, освобождая для неё место, но она останавливает меня.
– Не уходи, Пит, пожалуйста? Мне не по себе оставаться тут одной, – девушка подходит ко мне и ложится рядом, спустя пару минут добавляя, - или нужно теперь называть тебя Тоддом?
– Чем быстрее мы привыкнем, тем будет легче, – отвечаю я ей, но убеждаю, скорее, себя. Теперь они – это мы. Тодд и Жаклин Янг.
– Тогда можешь звать меня Джеки, – шепчет Прим, уткнувшись взглядом в потолок.
– Договорились, – тихо отвечаю я. – Ты как, держишься? – я удивлён, что до сих пор девушка ни разу не пожаловалась, не заплакала. Она будто закрылась внутри своей раковины, пытаясь самостоятельно справиться с навалившимися потрясениями.
– Нормально, – отвечает она, поворачиваясь ко мне лицом. – Помню, как мама читала мне в детстве книгу о девочке, которая во всех, даже самых сложных ситуациях училась видеть положительные стороны. Это помогало ей справиться со всеми трудностями, насколько ужасными они бы не были. Я стараюсь делать также. И знаешь, даже в нашей ситуации можно найти что-то хорошее.
– Например? – не уверен, что этот способ действительно работает, но если ей становится легче, то почему бы нет.
– Например… – она делает паузу и тихо продолжает, – больше не нужно ходить в школу, всё-таки по новым документам мне уже восемнадцать.
Я пытаюсь грустно улыбнуться, потому что это и правда неплохой повод хоть чему-то порадоваться, но получается с трудом.