В двух шагах от войны

- Я сам уже влюбился в ваших мальчишек... И не только в мальчишек. Эта отважная мисс Оля - просто какое-то чудо.

- Да, но у нас много таких чудес, мистер Гаррисон.

Штурман рассмеялся.

- Мне говорили, что русские - большие патриоты и любят похвастаться. Но я не предполагал, - добавил он уже серьезно, - что вы так любите свою родину.

- А вы не любите свою родину?

- Люблю, - сказал Гаррисон глухо и встал. - Мои ребята спрашивают: могут ли они быть вам чем-нибудь полезны, пока мы здесь?

- Я подумаю, Джеймс, - мягко сказала Людмила Сергеевна.

- Спасибо, то-у-вариш комиссар, - сказал Гаррисон по-русски. - Он поклонился и отошел к своим.

К вечеру приехали отец и сын Прилучные. Людмила Сергеевна познакомила Ивана Ивановича с американцами, и они все вместе обсудили, как быть дальше.

- Пусть пока поживут здесь, - сказал Прилучный, - прокормим как-нибудь. А завтра с утра я на своей тюпалке до Матшара сбегаю. Туда вроде еще суда пришли. А кроме того, там и начальство военное есть, и Илья Коститиныч, и радио. Чо-нибудь там придумают. А пока пусть отдыхают.

Моряки благодарно покивали, потом посовещались о чем-то, и Гаррисон сказал:

- Пожалуйста, мисс Люда, переведите господину капитану, что мои ребята не хотят сидеть без дела, они хотят помочь.

Людмила Сергеевна перевела. Прилучный одобрительно кивнул.

- Вы им так перетолмачьте: дескать, что они подсобить хотят, они, конечно, молодцы, да вот только ума не приложу: чем они, такие слабые, нам помочь могут?

- Так не надо, Иван Иванович, - тихо сказала Людмила Сергеевна, обидятся.

- Верно, - смущенно сказал Прилучный, - я бы и сам обиделся.

...Американцы прожили в лагере неделю. Те, кто мог, собирали с ребятами яйца, другие охотились, рыжий ирландец Патрик помогал Прилучному чинить сети. В редкие минуты отдыха они подсаживались к ребятам, пытались подпевать и сами пели свои матросские песни, которые очень нравились ребятам. И когда из Матшара пришел небольшой советский военный тральщик, чтобы забрать их, всем стало грустно.

- Гуд бай, мисс Люда, - сказал Гаррисон, - гуд бай, ре-биа-та! Скажите им, мисс Люда, что я... мы все никогда-никогда не забудем этого. Вы спасли нам нечто большее, чем жизнь, вы спасли нам веру в людей и в победу. Спасибо...

Он быстро вскочил в шлюпку и больше не оборачивался. Остальные последовали за ним и еще долго кричали и махали шапками, но ветер относил слова в сторону, и глухо шумело море...

20

Однажды Афанасий Григорьевич приплыл к нам на небольшом промысловом моторном боте. Бот был старым, грязным и обшарпанным, но носил гордое и красивое имя "Альбатрос".

- Во-первых, - сказал Громов, - я снова добычу вашу заберу: в Кармакулы тральщик пришел, а с ним хорошо вооруженный ледорез "Литке" СКР-18 - так его теперь величают. И второе - тральщик этот вам несколько писем привез.

И он достал из кармана тужурки около десятка конвертов и треугольничков. Все сгрудились вокруг него, и, наверное, не у меня одного заколотилось сердце. Только Васька и Шкерт не подошли к начальнику, а как сидели на камне, так и остались сидеть, и лица у них были хмурыми, да еще отошли в сторону Колька Карбас, Толик из Находки и Славка. Первым Громов назвал меня.

Я не знаю, что я испытал, получив помятый треугольничек: радость или разочарование. Письмо было не от мамы, а от... Марфы Васильевны. И я почему-то долго не решался открыть его.

Письма получили Боря, Саня, Арся, Морошкин и еще несколько ребят. Я ждал, когда Громов назовет Антона, но он так и не назвал его, а последним выкликнул... Ваську Баландина. Все посмотрели в его сторону, а он своей обычной походочкой подошел к Афанасию Григорьевичу, небрежно взял письмо, тут же раскрыл его и начал читать, шевеля губами. Странное выражение появилось на его лице - что-то вроде растерянной улыбки. Он спрятал письмо в карман брюк и пошел к обрыву, сел там на камешек и задумался, подперев голову руками.

А Антону письма не было, и это было очень странно. Втянув голову в плечи, он ушел в палатку. Я посмотрел ему вслед и наконец распечатал свой треугольничек.

В общем, письмо как письмо, не очень грамотное, старушечье: мама здорова, работает, дом стоит, и цветы распустились вовсю, кормить стали маленько получше - "спасибо и вам, промышленникам, помогаете". Но одна фраза сильно меня озадачила. Она была о том, чтобы я постарался побороть свою беду. Какую еще беду? Неужели с мамой что-то случилось? Но ведь она же пишет, что мама здорова... А если здорова, то почему все-таки не написала сама?

Я не заметил, как забрел в палатку. Антон лежал на койке, заложив руки за голову, и глядел в потолок.

- Ну что ты, Антон, - сказал я. - В следующий раз напишут...

- Я понимаю, отец писать не может, мачехе до меня, пожалуй, и дела мало. Но уж Анька-то могла бы хоть два слова... - с обидой сказал он.

И тут неожиданно для себя я ненатурально бодрым голосом начал врать: