В джазе только хулиганы

Молодая мама одёрнула сына за руку, а у того, сдавшегося по среди помещения и провожающего взглядом шуструю малявку, дрогнул подбородок.

— Это моя кепка…

Жалобный всхлип затерялся под высоким резным потолком дома культуры.

Какие страсти! Балансирующая на грани нервного срыва я скрестила ноги и руки, наблюдая, как зарождается детская истерика. И так с самого утра пульс мерзко отдавал в солнечное сплетение… Хотелось узреть расплату маленькой хулиганки, но реакцию её родителей я уже не застала.

— Всё! Я нас зарегистрировала, — вдруг ворвалась в помещение из той же арки Даша, расстёгивая на ходу куртку. Приблизилась к парте, за которую мы уселись вдоль стены. — Наш выход где-то через два с половиной часа. Успеваем в перерыв чекнуть микрофоны.

— Отлично, — приободрился усач.

От этой информации у меня до боли перехватило дыхание: ах вот, каково оказаться на конкурсе в статусе артиста! Это будет моё первое серьёзное выступление на настоящей сцене! Не верилось… уговоры расслабиться от Надин Дмитриевны работали слабо. Слишком мало я их выслушала в противовес коллекции изречений о моей бесталантливости! Мозг отрицал происходящее:«Бездарность! Бездарность! Бездарность!.. О, пора выучить джазовую песню и сходить на конкурс»…в образовательных функциях Надин явно отсутствовал какой-то промежуточный винтик! Но что-то ненавязчиво тоненько мне подсказывало: «ты сломала систему, Регина! Ты доказала этой тётке, что она не потратила время зря!»

Помогало и то, что я, однажды, уже познакомилась заочно с внутренней «кухней», а ещё рядом со мной отиралась Ковалёва: она начала приободрять меня с пол седьмого, когда я решила пропустить пары из-за нестерпимого волнения, заставила поесть — иначе бы мне наверняка не хватило силёнок выползти на сцену — отвлекала в течение дня, а потом смешила всю дорогу в метро. И даже, когда отошла к организаторам, не бросила одну. Заставила следить за мной Рому — больше оказалось некому.

На этом конкурсе без надзора Надин Дмитриевны, что как обычно занималась проведением занятий, мы должны были выступать вчетвером: я, Даша, усач, ну и… один небезызвестный уникум с ямочками на щеках, который ещё не почтил нас своим присутствием.

— Ну так ты расскажешь, какую песню сегодня будешь петь? — Даша стянула шапку. Под ней уже как несколько дней скрывалась преображённая шевелюра.

Короткая стрижка показалась соседке слишком скучной, и она покрасилась в цвет своего нового сиреневого платья. На выходных мы специально ездили вместе на Садовод за концертными нарядами. Мой ждал в чехле, повиснув на одиноком обнаруженном здесь неспроста гвоздике над рядом стульев.

— Расскажу… думаю, сейчас уже можно, — тревожно хихикнула я и прикусила губу.

— Тебя Надин Дмитриевна просила не говорить? — изумился усач, почесав затылок. — А почему?

Я устало вздохнула.

— На случай, если не справлюсь…

— Но, судя по всему, у тебя вышло, раз ты сегодня с нами! — Даша достала из сумки расчёску, приглаживая наэлектризовавшуюся причёску, и приземлилась на один из стульев, что с гулом притянула по полу в наш «круг». — Ну-ка! Мне даже интересно!

Я чуть не запищала от предвкушения проболтаться. Весь сентябрь и октябрь репетировала только в отсутствии соседей по квартире, сдерживалась от обсуждений своего обновлённого репертуара… да у меня едва не прорвало дамбу!

В помещении-таки раздался детский плач мальчика, лишившегося кепки. А я, схватившись за сидушку своего стула, удержала его возле попы и замельтешила поближе к Даше.

— «Fever»*! — гордо призналась я и, наконец, обмякла на спинке.

Адреналин шкалил от одного только названия песни! Что же будет со мной на сцене?!

— Ого, это же… — Даша настороженно глянула на Рому, но тот не понимающе пожал плечами. — Ра, это то, о чём я думаю?!

У Ковалёвой постепенно вытянулось лицо, а затем проклюнулась радостная улыбка. Я не выдержала, тоже заулыбалась и вобрала побольше воздуха, надуваясь, как воздушный шарик, стремящийся подлететь от счастья. Задрала сплетённые руки в шуршащих рукавах куртки, потянулась, уже намечая себе путь к потолку, как вдруг врезалась ладонями во что-то жёсткое…

— Повтори-ка, — мурлыкающе раздалось позади. С испугу я дёрнулась и сжалась. Задрала голову. А там сверху… вопиющий взгляд серых глаз забегал вверх тормашками по моему наверняка скривившемуся лицу. Я поторопилась убрать руки от тёплой груди неожиданно присоединившегося к нам Сокола и подскочила со стула. — Мне же не послышалось?

— И тебе привет, Кирилл! — вставила Даша, пока я справлялась с приливом неловкости.

Осмотрела длинное расстёгнутое мужское пальто от полов до воротника, рюкзак, выглядывающий из-за его спины, чехол с костюмом в руке, поднялась к полным ухмыляющимся губам и свои поджала от зазудевшего в груди ликования. Да! «Кузнечик» уже не тот, Соколов!

Нужно быть понаглее, а то робость чревата отсутствием уважения!

— Я буду петь «Фи-и-и-ивэ», — сладко протянула я, глядя Кириллу в глаза, и дразняще вскинула бровями.