В этих гнилых стенах

И правда. Нет ничего странного в ее попытках суицида, если на нее оказывают такое давление. Собственный брат играет роль защитника, но на деле сам боится ее, сравнивая с пороховой бочкой, и, более того, пытается спрятать от всех, влачить эту ношу сам. Я хочу забрать тебя, Аня, и показать тебе, что ты не заслуживаешь участи быть страхом для своих близких; ты должна быть спасением.

– А то, что она кусается, дерется?

– В одной из бесед с врачом аргументом было: «Я всегда спрашиваю себя: а почему бы и нет? Не вижу причин не кусаться».

Я понимающе кивнул, попытавшись улыбнуться, пока тетя доставала телефон, чтобы вызвать такси. Но в приложении заказ машин в мой сектор был заблокирован, и, словно подтверждая, что мы потеряли счет времени, во дворе завыли собаки. Завыли совсем рядом. Неужели сегодня открывались ворота моего района? Быть не может! А как же мы пропустили сигнал?

– Дюк… – голос женщины дрожал. – Только не говори, что сейчас – комендантский час.

Я только растерянно глянул на время на экране ее телефона и едва качнул головой. Обогнать этих монстров мне бы не составило труда, но Николь!

– Без паники… – сказал я, но тут же понял, что паника вот-вот накроет меня самого.

Времени на раздумья больше не было. Я схватил Николь за руку и помчался в сторону гаражей. Мне приходилось сильно сдерживаться, чтобы не сорваться на обычный для себя бег. Но в этом не было необходимости у наших «комендантов». Я обернулся на звук падающих баков и увидел, как одна из собак в неуклюжей спешке сносит все на своем пути. Я слышал, как начала всхлипывать Николь, и почувствовал, как все быстрее и быстрее бьется мое сердце.

Как раз на такой вот случай у гаражей была навалена гора старых коробок. Я толкнул Николь вперед, а сам остановился, отвлекая собак на себя. И только когда Николь, небрежно скинув часть мусора, забралась на крышу, я бросился к ящикам, стоявшим в самом конце этого же гаражного ряда, метрах в восьмистах. Неприятная сухость в горле, невозможность сделать нормальный вдох, страх до мозга костей… я ускорился и, все разгоняясь, бежал вперед, даже не думая оглядываться. Мурашки пробежались по моей макушке – мои волосы побелели, отверстия на шее впитывали гниль ночного воздуха. Я бежал так, словно и не от собак вовсе, а от себя самого. Представил себе красный лес, где не будет никаких псов, где бежать можно просто потому, что ты торопишься домой. Где не страшно быть собой всем: мне, Ришель и Ане!

С последним шагом я оттолкнулся так, что «ступень» в виде деревянной коробки с торчащими острыми гвоздями свалилась на одну из собак. Эта тварь была ближе всего и уже приготовилась прыгнуть следом за мной. С какой‐то особенной злостью я продолжал бросать вниз мусор, попадавшийся под руку: мелкие ящики с кусками стекла – их нарочно оставляли для таких ситуаций, – большие камни, кусок старого кресла… Собаки внизу громко рычали. Мутные слюни и бордовая пена текли рекой из их пастей. Злые и голодные мутировавшие друзья людей. «Что они с вами сделали? Считается ли это предательством?» – я задавался этим вопросом каждый раз, когда слышал их вой под окнами. Тогда я считал себя в безопасности…

– Ну? Сколько невинных жертв вы разорвали заживо, черти? Разве это безопасность, Мира? – прошептал я, уже не первый раз глядя этим существам в глаза. – Чертова лживая тварь.

К счастью для нас, псы услышали сирену, сообщающую о правонарушителе в другом районе, и тут же ринулись на звук. Я глядел им вслед и понимал: сегодня они все же получат свою жертву.

По крышам гаражей я поплелся на другой их край. Они, словно один длинный змей, соединялись между собой, и я был удивлен тому, как псы еще не прочухали, что, пробежавшись, можно найти другие способы забраться наверх. Бывало, что кто‐то не успевал скинуть хлам с импровизированной лестницы и становился ужином для шайки этих надзирателей, а мы, словно тараканы, спрыгивали с двухметровой высоты и бежали куда глаза глядят. И это при условии удачного приземления. «Это все для нашей же безопасности», – процитировал я Миру мысленно. Я бы с радостью посмотрел на нее, убегающую от этого дьявольского отродья.

После такого всплеска адреналина наступила мгновенная слабость: ноги были ватные, голова словно парила в воздухе, оторванная от тела, и я едва плелся, шатаясь. Чуть не упал, пока протирал глаза. Я уселся рядом с тетей, пытаясь выровнять дыхание. Николь всматривалась в свои тонкие пальцы, украшенные кольцами. Вспотевшие руки у нее тряслись, как и ноги. Она тяжело вздохнула и подняла голову вверх на купол, на звездное небо, проглядывающее сквозь него. Я же разглядывал кучку ребят, находившихся на другом конце. Днем многие местные оставляли завалы коробок и всякого хлама, по которым ночью можно было забраться сюда. Утром мне тоже придется выстраивать коробки для следующих таких же «опоздунов», как мы с Николь.

– Я очень рада, что ты меня послушал. Что решился на все это.