В этой истории не будет злодея, и человек есть закон

— Кем ты себя возомнил, чем ты стал лучше нас? Ты пророк или спустившийся с небес Бог? Где же тогда твоя церковь? Посмотри, кого ты собрал вокруг себя! Вместо того, чтобы говорить со мной, ты всё продолжаешь пытаться унизить человека. — Конон вздрогнул. — И ведь на тебя смотрят они! Молодые умы, потерявшие память предков. Ты хочешь сказать, что даёшь им возможность прогресса, но посмотри, к чему твоё наставление их привело. Они шутят и строят гримасы тогда, когда надлежало бы плакать. Вы послушали его, — Хён Сок окинул взглядом толпу невольников, что ловила каждый его жест. Будь то человек или фолк, каждый знал, кто такой Квон Хён Сок. Самый юный из подполковников. Самый человечный из всех людей. — И теперь вы вслед за ним стали настоящими грешниками. Вы — позор всей Вайнкулы!

Его голос утих, и все остальные ему подчинились. Ни один человек не посмел проронить и слова в его сторону. Ни один фолк не решился ему возразить. Он был здесь затем, чтобы представить свою, третью сторону. Хён Сок говорил за всех тех, кто пал жертвой зачиненной Кононом войны. И за усопших, и за ещё не рождённых. За тех, кто стоил дома третьего Округа прямо над гейзерами, и тех, кто в них поселился. За сына дато и спасённую им Эмили Брамс. Он был подполковником, начавшим это расследование, и станет тем, кто всё закончит.

Седые усы Конона встали дыбом, но никто не мог разглядеть, поджал ли он губы или растянул их в улыбке. Все и каждый в этот момент были на пике. Те, кто принял сторону дато Конона, и правда оказались грешниками, и первое тому доказательство не заставило себя долго ждать. В подтверждение слов Хён Сока один из фолков достал пистолет, вскинул трясущиеся руки и неумело прицелился. И он бы промахнулся, если бы не стоял достаточно близко. Конон не успел заметить того, что фолки решили начать действовать без его приказа, как раздался выстрел. Пуля со свистом пролетела в воздухе и закончила свой путь в животе Эндрю. Правый бок его куртки быстро окрасился кровью. Фолк нарочно целился в подполковника Арно. Если бы Хён Сока пристрелили сейчас, то некому было бы разоблачать дато. Мир ещё хотел услышать то, что он может сказать.

Эндрю не издал ни звука. Лишь стоял и молча смотрел прямо перед собой. Это было странно. Всё было странно. И то, как его кровь тонкими ломанными линиями стекала по поверхности куртки на белый снег, и то, как ноги ещё держали его. Эндрю был в сознании и мыслил яснее обычного. Он вдруг кое-что понял. Не было ни боли, ни сожаления обо всех принятых раньше решениях. Эндрю не отрывал глаз от одного единственного лица. Борода дато Конона продолжала шевелиться, собой прикрывая и ужас, и беспредельное веселье.

Вместо единственного зрячего глаза он всю свою жизнь использовал другой слепой — вот что открылось Эндрю, когда перед выстрелом время для него замедлилось. Если бы он постарался, то мог бы с точностью вспомнить, как выглядит пуля, застрявшая в его теле. И пулю эту отлили для него люди.

— Сукин ты сын! — Хён Сок держал пистолет наготове, и ему вдруг стало предельно ясно, что Эндрю был прав. Когда один выбирает путь миролюба, все остальные становятся его вечными должниками. Он обязан был защищать его. Это обещание сковало его руки ещё до того, как Эндрю переехал в кабинет подполковника. Всё началось с одной чашки кофе за столом министра и пары случайно брошенных фраз. Их встреча была решающей, потому что они сами нарекли её таковой.

И Эндрю как никогда чётко осознал, зачем они оба были здесь. Если Хён Сок выстрелит — всё будет кончено, и дело не в том, что он в очередной раз зальёт поверхность Вайнкулы кровью. Квон Хён Сок запачкает свои собственные руки. И в этом был его выбор. Всё было понятно с самого начала. В своё время подполковник Квон избрал неверный способ. Наказание не единственный метод разрешения проблем. Помимо него можно найти ещё сотню путей и миллион из них выходов.

Вселенная остановила своё движение, вращение планет прекратилось, а лучи солнца застыли там, куда успели упасть. Есть целая уйма способов, как можно прийти к осознанию всеобъемлющего равенства. Существует бесконечное множество причин, почему это знание может стать необходимым. Хён Сок знал, на что нужно давить, потому что понял о дато то, что он и не пытался скрывать. Обо всем сказали его глаза, ни капли не похожие на фолковские. Точь-в-точь человеческие.

— В чём дело, Хён Сок, перестал меня узнавать? — хриплый голос Конона резал слух. Отвратительный, до боли знакомый тембр и привычное сложение звуков, которое никто так и не смог узнать.

— Ты похож на человека.

— Конкретнее, пожалуйста. — Дато оскалил зубы так, что уже ничто не смогло этого скрыть. Морщины на его лице собрались в одну безобразную кучу. — Мой старый ум не совсем тебя понимает. Не мог бы ты повторить?

— Ты человек, Конон. Всё это время ты был человеком.