В этой истории не будет злодея, и человек есть закон

— Не вижу смысла отнимать лишнее время у моих подчинённых. Сами понимаете, какой сегодня день. — Внимательно разглядывая лицо главенствующего фолка, Хён Сок не без удивления заметил то, как уцелевший глаз Конона цветом походил на человеческий. Если на нём и была линза, то Хён Сок не смог разглядеть её. Ослепший глаз потерял свой прежний окрас. В том, что видеть им было невозможно, сомнений не возникало, но причины этого оставались тайной как для Хён Сока, так и для всех поисковых систем. То, о чём дато Конон не распространялся сам, говорить не смели.

— Ну конечно, не вздумаю и спорить и с единым сказанным Вами словом. — Дато улыбался, не выдавая и толики недовольства. — Но неужто Вам так хочется обсудить наши народные празднования? Мы могли бы начать с дел обыденных и с них перейти…

— Как же иначе, дато, мы просто не можем не услышать обо всех Ваших занятиях. — Перебил его Хён Сок. В любом другом случае за один только этот промах подполковника бы лишили должности, только вот даже в Свароге перечить праву человека на верховенство не осмеливались. — Вы обязательно устроите нам экскурсию чуть позже, но лучше расскажите о торжестве, во время которого наша подопечная Эмили Брамс исчезла на вашей земле.

— Хотите сказать, что место это принадлежит мне? — старик друг растерялся, впервые за все свои долгие дни застав то, как Сварог и прилегающие к нему территории называют его собственностью. Вся Вайнкула только что была передана в его владение. Улыбка продолжала играть на тощих щеках.

— Не буду спорить с Вами, дато. Вы услышали именно то, что хотели. Не стали бы вы отрицать свою ответственность за действия Ваших последователей? — подполковник посмотрел в глаза каждому, кому сейчас приходилось выступать по ту сторону баррикад. Цветные глаза тускнели под гнётом проникновенного страха. Люди могли сделать с ними всё, что угодно, и они поняли это ещё до того, как приучили свои языки к человеческим словам. — Фолков судят по единым с людьми законами. Пока смертную казнь вновь не ввели в обиход, Вы должны поручиться за невиновность Вашего общества. Я не позволю ни одному Вашему проступку остаться безнаказанным.

— Прямо так, без суда и следствия? — Конон понизил голос, но то не помогло скрыть его заявления. Шёпот лишь заставил других внимательно вслушаться в произнесённые им слова. — Если бы я знал, на каких тонах будет идти разговор, то предложил бы Вам поговорить наедине. Вы представляете меня козлом отпущения для моих же товарищей. Позор перед человеком я ещё способен вынести, но поймите старика, отрешение дорогих мне друзей немощное сердце может не выдержать.

— Хорошо, в этом я Вам поддамся.

Проговорил Хён Сок едва слышно и медленно. Он уже понял, что сердце дато бьётся совсем как молодое. Конон не подал виду, что человек обыграл его на собственном же поле боя. Дато хотел, чтобы его просьбу приняли за откровение благодетельного мудреца, просящего о пощаде, но слова подполковника от того стали лишь ещё более сокровенными. Словно бы сам Господь Бог спустился на Вину, чтобы благословить фолков своим разрешением.

И люди, и фолки легко приняли желание дато Конона. Он молил об уединении, сокрытии всех истин тайного разговора. Конечно, он знал о том диктофоне, что крепился на воротнике куртки каждого государственного служащего, но не придал тому особого значения. Пригласив подполковника Квона в свою обитель, дато любезно предложил тому избавиться от ставшей лишней верхней одежды, но, успев расстегнуть одну лишь пуговицу на своём одеянии, он услышал твёрдый отказ.

— Ну что Вы, не стоит. — Хён Сок стоял ровно, словно бы смена обстановки совершенно ничего для него не значила. — Пусть лучше мою смерть запротоколируют, чем я окажусь без вести пропавшим на территории фолков. — Он блефовал. Ему хотелось лишь сохранить за собой право в любой момент покинуть скромный кабинет, в котором Конон принимал людей и фолков.

— Вся Вайнкула — земля фолков. В каком бы месте Вы ни оказались, ответственность ляжет на нас.

Дато приземлился на стул, и Хён Соку вдруг стало странно от того, как оно отличалось от кресла-качалки бабули Ии. Конон был не похож на других. Его место выглядело в разы скромней обиталища председателя Моиса. Одинокая рамка с фото малыша фолка, грубой отделки стол и подушка, смягчающая необтёсанный деревянный стул. Конон довольствовался тем, что даровали ему другие фолки в знак своей признательности. Никто другой, кроме фолков, не мог сделать мебель в подобной манере неуклюжей. В её окружении дато выглядел совсем приземлённым и смирным дедулей.