В этой книге полно пауков. Серьезно, чувак, не трогай ее

– Нет, не всех. Только один город средних размеров. Посмотрите на это с другой точки зрения. Сто пятьдесят тысяч человек умирают каждый день. От естественных причин, несчастных случаев или войн. Тогда население этого города будет не больше всплеска на общемировой карте смертей за каждый средний месяц. Так что пока вы считаете себя героями, спасая его, все наоборот – как раз сейчас, в этой ситуации, вы злодеи. Я знаю, вы так не думаете. Но это правда.

– Тогда для чего ты произнес этот суперзлодейский монолог? – спросил я.

Он отошел обратно, к серебряным канистрам, повернулся к нам спиной и стал возиться с каким-то механизмом, походившим на творение сумасшедшего ученого. Я услышал, как льется жидкость. Мы не были привязаны к стульям, но на нас смотрело так много винтовок, что, если бы я почесал нос, результат последовавшей стрельбы выглядел бы так, словно кто-то размазал по земле гигантскую лазанью. Я посмотрел на невозмутимую Эми и на Джона, выглядевшего так, словно он мысленно перебирал способы побега. Как и я. Шерстобой все еще лежал в траве, в которую мы приземлились. Они, вероятно, подумали, что это расческа. Я представил, как Джон пытается вырвать одну из этих футуристических винтовок с линзами, которыми были вооружены два охранника. Потом представил, как он нажимает на спусковой крючок и из дула винтовки вылетает мультяшная боксерская перчатка.

Я смотрел, как Теннет что-то делает с жидкостью, текущей из стальных канистр, и спросил себя, что лучше: быстро умереть под градом пуль или принять участь куда ужаснее, вызванную тем, что он сейчас готовит. Теннет опять повернулся к нам лицом, спокойно подошел и поставил перед нами три маленьких пластиковых чашечки:

– У нас есть сахар, но, боюсь, нет сливок.

Кофе. Я поставил чашку перед собой. Эми, не задавая вопросов, взяла чашку с горячей водой и пакетик чая. Опустив его в воду, она спросила Теннета, нет ли у него меда.

Она ужасная зануда.

Теннет вернулся к тележкам с кофе и принес маленький контейнер с медом в форме медведя.

– Подумайте, – сказал он. – Кто дал возможность эпидемии начаться? Кто не сообщил властям о появлении паразита? Кто помешал изолировать дом Дэвида? Кто проделал брешь в командном центре БИЭПИ? Кто проделал брешь в изгороди карантина? Кто своими руками распространил эту инфекцию?

– Ничего из этого мы не сделали намеренно, – сказал Джон. – Просто… мы не очень хороши в такого рода делах.

– Или, может быть, просто возможно, кто-то действует, думая, что работает на собственную организацию, тогда как на самом деле его действия служат целям совсем другой.

Он поднял медового медведя.

– Как вы думаете, откуда берется мед, а? Неужели пчелы трудятся день и ночь и делают мед потому, что знают – мы заберем его у них и опустим в чай? Конечно, нет. Потому что мы – более высокая форма жизни, чем они, и можем заставить их служить нашим целям, одновременно разрешив думать, что они работают на себя. И вас используют как пчел. – Он посмотрел на меня. – Нужно было объяснить тебе все это раньше.

Из дождя вышел еще один скафандр и налил себе чашечку кофе из кофейной тележки. Мне стало ужасно интересно, как он собирается ее пить.

– Не поймите меня неправильно, – продолжил Теннет. – Я знаю, почему вы думаете то, что думаете. У меня есть сыновья, которым по двадцать. Мне самому было когда-то двадцать, верите вы или нет. У вас нет никакой ответственности, вы просто сидите в колледже или на маловажной работе, и судите взрослых за невозможные решения, которые мы должны принять. Конечно, если бы вы были на нашем месте, вы бы никогда не начали войну, не закрыли бы фабрику, полную рабочих, и не привлекли на помощь кровавого диктатора, чтобы остановить другого, еще худшего. Очень легко сделать любой моральный выбор, если ты на самом деле не должен его делать.

Эми медленно покачала головой и сказала:

– Вы не можете назвать ваши действия в нашем мире ничем, кроме массового убийства. И люди узнают.

– Что именно они узнают? – иронически спросил Теннет.

– Что люди в городе – самые обыкновенные люди. Что все не так однозначно. Люди узнают.

– Даже если кто-нибудь решит, что уровень заболеваемости ниже чем сто процентов, и этот кто-то заберется на верхушку горы и закричит об этом на весь мир, это не будет иметь значения. Потому что народ хочет бомбардировки. Они хотят, чтобы их соседи оказались монстрами. Вот почему мы так любим истории в новостях о матерях, убивающих своих детей, и гоняемся за теориями заговора, считая правительство сборищем жадных социопатов. И если монстры не появляются, мы их вызываем в нашу реальность.

Джон кивнул и сказал:

– Что касается таракана, можно просто подать в суд на местечко с бургерами.

– Ты… на несколько шагов отстаешь от реальности, – сказал я.

Эми отхлебнула чай и сказала:

– Люди снаружи не поверили бы вам, если бы имели выбор. Если бы они увидели город своими глазами.