В фиордах, где не заходит солнце

Спустил ноги с верхней койки (они здесь в два яруса), встал и едва не врезался лбом в переборку. Качает крепко. Точнее сказать, не качает, а швыряет. «Тайфун» отплясывает джигу. Погода внезапно испортилась. Ветер переменился. Дует зловредный зюйд.

А лежать хорошо! Чертовски приятно, такая сладкая дремота наваливается… Плыл бы да плыл… Но голод гонит в кают-компанию. Правда, за столом сидеть — не в койке лежать. Несколько неудобнее.

Стул — одушевленное существо. Вздыхает, поскрипывает, пытается выбраться из-под тебя. В кают-компании появилось множество непривычных звуков, которых прежде и в помине не было: что-то постукивает, кряхтит, позванивает, охает. А за иллюминаторами клокочет море. Пол оказывается вдруг в самых неожиданных ракурсах. Тарелка с супом самопроизвольно разъезжает по столу. Хорошо, что у него сделаны на этот случай бортики — задерживают. Но суп, конечно, не удержишь. Положишь ложку, пытаясь поймать тарелку, протянешь руку, чтобы снова взять ее, — куда там! Уползла! А как сложно, оказывается, налить чай в стакан! Поплаваешь в таких условиях подольше, чего доброго, эквилибристом станешь — вволю натренируешься. И все-таки голод не тетка. Идешь на все жертвы, но желудок удовлетворить надо. Полагаю, что голодный человек, и вверх ногами подвешенный, ухитрился бы поесть…

Иду на мостик к капитану, вернее, в ходовую рубку.

Какая же это красотища — наблюдать отсюда, сверху, как режет воду наш кораблик: задерет нос и лезет на волну, дубасит ее, подминает под себя, хоть и дрожит от напряжения. А волна, рассекаемая форштевнем, бесится, прыгает на палубу и с ревом и пеной стекает прочь.

Сколько хватает глаз — от береговых скал до горизонта — дыбятся, скачут белогривые волны. Все море полно ими.

А сверху еще моросит дождь. Южный ветер в полную силу показывает свой паршивый характер.

Так и идем мы сквозь непогоду до самого Баренцбурга.

Сошел на берег, и… чтоб ему пусто было! Качается под ногами земля. И по лестнице к гостинице иду — каждая ступенька пляшет. Но самое любопытное — это стены в комнате: такой хоровод вокруг меня затеяли, что пришлось схватиться руками за стол. Наливаю кофе в чашечку, а она куда-то убегает. И ведь не пьян!

Так и танцевало все, пока не выспался я как следует.

15

В 1929 году на берег Адвент-фьорда доставили привезенных из Гренландии семнадцать молодых овцебыков. Выбрали бухту поудобнее и выпустили стадо.

Эта бухта, расположенная почти напротив Лонгиербюена, с того времени получила название «Мускусная», потому что у овцебыков есть еще и другое название — мускусные быки: во время гона от самцов сильно пахнет мускусом.

До сих пор овцебыки жили только в Гренландии и на северных островах Канады. А тут прижились на Шпицбергене. И надо сказать, хорошо прижились, освоились. И никому не мешают. Это один из тех исключительно редких случаев, когда акклиматизация нового вида животных не вызвала неприятных последствий. Достаточно вспомнить кроликов в Австралии, лисиц и оленей в Новой Зеландии или тот ущерб, который наносит нашим лесам и полям енотовидная собака, а озерам — ондатра. А вот овцебыки — живые воспоминания о ледниковом периоде, современники мамонта — великолепно освоились на Шпицбергене.

Правда, живут они всего лишь в нескольких долинах южной части Западного Шпицбергена, где были выпущены сорок с лишним лет назад. Но популяция растет: ныне их насчитывается более сотни.

Очень непривычное и странное, на наш глаз, животное эти мускусные быки. Впрочем, как считает современная наука, они гораздо ближе к баранам, чем к быкам. Глянешь и сразу чувствуешь, что перед тобой современник мамонта. Темно-коричневый, лохматый, приземистый, несколько напоминающий яка. Рога крепкие, изогнутые. Вооружены ими и самцы и самки. Смотришь на овцебыка, и создается впечатление, словно он трачен молью: шерсть с боков длинными прядями свисает до земли, тянется по ней, цепляется за камни… И остается на них клоками. Я уже говорил, что длина покровного волоса — до метра, а собственный рост — всего метр тридцать сантиметров — от передних копыт до загривка. В длину хороший экземпляр достигает двух с половиной метров. И на вес не жалуется, некоторые крупные особи тянут до полутонны.

Среди льдов, сугробов, среди холода полярной ночи такая шуба, как у овцебыков, вещь необходимая. Отлично держит тепло. Это благодаря ей могут они, точно каменные, часами стоять на одном месте, не чувствуя мороза. Холод жмет, а овцебыку хоть бы хны.

Не могу удержаться и не поведать читателю одной забавной истории, рассказанной мне старожилами Шпицбергена.

Как-то в канун Нового года явились в Лонгиербюен три овцебыка. Пришли, встали на главной улице и ни с места.

Тут праздник на носу, люди к встрече готовятся, а в центре поселка — гости. Застыли, словно из камня высеченные. Зачем? Почему? Что им нужно? С какими намерениями явились они к людям?

Бегут к губернатору: что делать? Губернатор отдает приказ двум лонгиербюенским полицейским — попросить визитеров покинуть поселок.