Полиция поднимает шум, гонит. А пришельцы никакого внимания. Начинают палить в воздух: стрелять в овцебыков строго запрещается, разве что их нападение угрожает человеческой жизни. А эти не думают нападать. Стоят, и все тут.
Тогда кто-то предложил стрелять около них из ракетниц. Вдруг напугает животных ослепительный огонь, дым, шипение ракет?
Ракеты действительно оказались эффективным средством: быки зашевелились. Хотя, может быть, просто надоело им торчать среди улицы, кто знает. Только они стронулись и преспокойно зашагали прочь, перевалили гору и убрались восвояси.
Странный характер у овцебыков. Они не пугливы и не очень охотно бегут от опасности. Привыкли сообща отражать нападение хищников — встанут в круг, соберут в середину телок и малышей, выставят рога и… Попробуй подойди! И от охотника не удирают: не усвоили еще, что человек из ружья палит, на расстоянии с ними расправляется. Говорят, в свое время целые стада так выбивали — расстреливали.
Весь этот разговор завел я к тому, что сегодня мы отправляемся на поиски овцебыков.
Удобнее всего ехать по берегу на вездеходе до Капустной бухты, Колесбукты, и попытаться обнаружить их в районе тамошней долины.
Правда, никто точно не знает, есть ли они там нынче. И не очень-то легко разглядеть в тундре этих бурых, с розоватым оттенком огромных баранов.
В первое мое посещение этих мест, когда ходили мы к оставленному людьми Груманту, я в изобилии видел на склоне горы клоки их шерсти. Но где они теперь?
— Положимся на авось, вдруг да повезет, — говорит Анатолий Чапчай. Он заводит вездеход, и мы, шлепая гусеницами, выползаем к берегу. Мы — это начальник геологической партии Дмитрий Владимирович Семевский, Анатолий и я.
Миновали вертолетную стоянку, далеко позади остался Баренцбург. Очертя голову ныряем в овраги, промытые ручьями. Глубокие и крутые, вроде маленьких каньонов. Едва не падая навзничь, карабкаемся вверх.
Отлив. Устья ручьев широко разлились, разделились на множество протоков, они мелки и полны жидкой грязи. На болотистых островках между протоками белеют стаи чаек. Вероятно, им есть чем поживиться здесь, когда море отступает и обнажает илистое дно.
По мере приближения вездехода птичьи стаи начинают беспокоиться, взлетают белым облаком вверх и, трепеща тысячами крыл, удаляются. Совсем как тогда, на пирсе Груманта. Только не одну стаю поднимаем мы, а много. Сколько нанесенных ручьями илистых островов, столько и белых чаячьих облаков.
Проползаем мимо домика, одиноко торчащего на берегу Колесбукты. Оттуда выходят два человека, призывно машут нам руками. Разве можно не остановиться, если просят? Это геологи-норвежцы. Они сидят здесь уже целый месяц и бурят скважину.
Вчера работы закончили, все разобрали, сложили, упаковали и ждут корабль, который должен прийти за ними из Лонгиербюена. Приглашают на отвальную пирушку, просят нас немного задержаться. Как тут откажешь?!
— Стиг.
— Тони.
— Рольф.
— Ян.
Так зовут наших новых знакомых. Их четверо. Нас трое. Вполне приличная компания.
Тем для бесед у Дмитрия Владимировича и норвежцев хоть отбавляй. Общая профессия, общие интересы… Пока обо всем переговорят, сутки могут просидеть. И Анатолий с Рольфом нашли общий язык. Правда, изъясняются они не по-английски, а все больше жестами — оба мотористы, оба великие знатоки машин. Анатолий уже заглядывает в мотор их вездехода. Рольф осматривает наш.
У золотоволосого и золотобородого Стига, явно старшего группы, висит на груди амулет — сова с блестящими глазами. Безотказный амулет. Испытанный. Помимо того, что он геолог, он еще превосходно играет на гитаре и поет. С удовольствием слушаем небольшой концерт.
А Стига, оказывается, снова ждет дальняя дорога: на судне, которое придет за ними сюда, он направится в Осло, а оттуда прямо в Новую Зеландию, тоже в геологическую экспедицию. Ничего себе маршрут: Шпицберген — Новая Зеландия! Почти как у полярной крачки — вдоль всего меридиана.
Гостить, конечно, хорошо, но пора двигаться дальше.
По небу поплыли тучки. Пока что они жидковатые и высокие, но кто знает: могут спуститься, сплотиться, и погода мгновенно испортится. Вновь минуехМ вброд несколько протоков и ползем к Колесдален — Долине капусты.
Встречаем по сторонам снежно-белые островки. На этот раз не чайки. Травка с белыми пушистыми метелками — пухонос. Ее так много, и растет она так густо, что бредешь по ней, как сквозь снежные сугробы. Кажется, овцебыки неравнодушны к этой траве — встречаем здесь их следы. Однако животных не видно, хотя мы усердно оглядываем дали.
Вскарабкались на горушку, замыкающую долину. Господи, сколько грибов! Все усыпано отборными крепенькими синяками. О том, что они червивые, не может быть и речи. Рассыпаемся по склону, собираем их. Это уже вторая непредвиденная остановка. Но что поделаешь?
Гляжу в бинокль. Лишь розовато-зеленая тундра да темно-серые валуны на склонах.
— Вон он!
Анатолий указывает рукой совсем не туда, куда уставился я в бинокль.
— Везет тебе, браток! Да не туда, сюда смотри! Видишь, точка чернеет? Вон, вон!