В глубине осени. Сборник рассказов

Нашли Ваську через месяц, случайно. В лощине за деревней. Шёл охотник на лыжах с собакой. Собака почуяла лисий след. Пошла по следу. Охотник за ней. В снегу вроде как нора. Стал охотник разгребать снег и нашёл Васю, вернее то, что от него осталось. Лисица уже успела объесть лицо и кисти рук. Подумали сначала, что шёл он пьяный, упал, замёрз и снегом его засыпало. Милиция дела заводить не стала. Замёрз и замёрз. Но только не всё тут сходилось. Во-первых, даже пьяный Вася вряд ли забрёл бы в эту лощину (она в стороне от деревни), во-вторых – на одежде у замёрзшего человека крови быть не может. Кистей рук не было совсем, как будто они были отрублены: если бы их обглодала лиса, остались бы кости, но не осталось ни косточки.

У Васи была привычка, особенно по пьянке (а пьяный он был почти постоянно), залезть к кому-нибудь и утащить «что плохо лежит». Народ тамбовский, деревенский, у нас, надо сказать, жёсткий, я бы сказал, жестокий народ, особенно мужики. Вот я и думаю, что залез Василий во двор в надежде что-нибудь слямзить и попался. Недолго думая, хозяин взял, да и обрубил татю лапки, чтоб больше не воровал. А тут как раз и снежок в помощь пошёл крупный – отвёз в лощинку и «поминай как звали». Всё на то показывает. А лисица уже потом до него добралась.

Привезли Васю из морга. Поставили в единственной комнатке гроб на два табурета. Вся голова обмотана бинтом, чтобы не пугать провожающих в последний путь (лицо-то съела лисица). Всё чин чином – Рамзес в костюмчике. Только рукава пустые.

Собралась родня, соседи. Мужики заранее пошли на кладбище копать могилку. Вдова, натурально, плачет и причитает, что положено по случаю. День за окном серенький. И такая, братцы мои, от всего этого тоска!

Подогнали грузовик. Погрузили гроб. Сами пошли пешком на кладбище. Вот иду я по раскисшей от мокрого снега вперемешку с чёрной землицей дороге – и на душе такая же муть и слякоть.

Подошли к кладбищу. Оно заметно разрослось за последние годы. Тут недалеко, в старой части, могилка моей бабки Февронии Васильевны. Мужички, искатели цветмета, недавно выдрали из её памятника дюралевый крест. Отец сделал на своём заводе дюралевую тумбу с крестом и привёз из Литвы, где мы тогда жили. Хорошо хоть тумбу с фотографией оставили. По-божески поступили. Крест пришлось заменить деревянным.

Сняли с грузовика гроб. Пронесли, поставили у свежей чернозёмной могилки. Открывать не стали. Речей тоже не было. Так, по-быстрому опустили. Кинули по комку земли. Они падали со стуком на крышку (никогда мне не нравился этот звук). Землекопы шустро закидали яму. Все гуськом, огибая чужие кресты, направились поминать.

Через три года Васина жена, Натали, опилась какой-то гадости. Три дня из неё шла густая бледная пена. На четвёртый она отошла. Карандаш сидит где-то на зоне. Кристинка вышла замуж и, как водится, вскорости родила. Муж попался вроде толковый, непьющий. Девочку назвали Надей. Правда ведь хорошо? Надежда!

Безукладовка

Сергей Тяжин уезжал. Город, в котором он родился и прожил почти сорок лет, вдруг стал чужим. Это, правда, только так говорится, что «вдруг». С момента распада империи прошло пять лет, и все эти годы они с женой мучительно решали, стоит ли уезжать и куда – спорили, ругались.

Инициатором была жена. Тяжин, для которого Lietuva была родиной, мог бы жить здесь и дальше. Но супруга его, Клавдия, корней в этой земле не имела, языка не знала, а после обретения прибалтами независимости и знать не хотела, затаив обиду на московские власти, бросившие, по её мнению, местное русское население на произвол судьбы, в чём, если разобраться, была права. Она явно не собиралась приспосабливаться к изменившимся условиям (как она выражалась, «лизать им жопу», имея в виду националистически настроенные власти) и ежедневно, словно ржа железку, точила мужа и уговаривала переехать в Россию.

Легко сказать, переехать. Тут сразу возникало много разнообразных «pro» и «contra». Одно дело – столица республики и совсем другое тамбовская деревня Безукладовка, по всем статьям – настоящий медвежий угол. Одно название чего стоит! Почему именно туда? Да потому что в начале девяностых, когда стало ясно, что держава рушится, Серёга прикупил на родине отца, в Безукладовке, домик с участком земли. Купил так, «на всякий пожарный», чтобы было куда отступать, если сильно припрёт. Были тогда у него кое-какие деньжата, вот и купил. Дом не особо шикарный, без изысков и с удобствами во дворе, но всё же для жилья пригодный. Тут же рядом огород, яблоньки, вишни, сараюшки-развалюшки для скотины-птицы и прочее, если приложить руки и голову, то жить можно. Руки у Тяжина вроде не из задницы растут – сам много лет в строительстве проработал. Здоровье и силёнки ещё были. Казалось ему по здравому рассуждению – не должны бы пропасть.

Но сомнения, конечно, были.