В глубине осени. Сборник рассказов

Совхоз «Заря» вдруг превратился в кооператив. Элеватор, хлебозавод, мясокомбинат и всё, что могло приносить хоть какую-то прибыль, скупил частник, в основном московский и тамбовский. Да и местное начальство не дремало: намеренно банкротило и подгребало под себя ослабевшие совхозы и колхозы с удобной плодородной землицей, техникой и дешёвой крестьянской силой. Чиновники поселковой администрации и бывшие председатели колхозов незаметно, но очень скоро превратились в крупных землевладельцев.

Были здесь свои тонкости и хитрости.

Официально сельскохозяйственные земли продавать и покупать нельзя. Закона нет. Вспомнили: ведь у каждого селянина при вступлении в колхоз был земельный пай. Ну, нарисовали и разделили колхозную землю на бумаге. Получила каждая семья, скажем, по 3—5 гектаров земли. А что с ней делать, с землёй? Голыми руками её не обработаешь, а технику, трактора да комбайны ушлое начальство – председатель, главбух и главный агроном – уже прибрало к рукам. Технику, какую списали, а какую скупили по остаточной цене, почти даром. Лошадей в деревне раз-два и обчёлся. Почесали крестьяне репу. Задумались. А доброе начальство, видя такую печаль в народе, и говорит: мол, отдайте нам ваши паи по договору во временное пользование, всё равно вам обрабатывать её нечем, а мы вам за это в конце года зерном, мукой и сахаром отдадим. Крестьяне спрашивают: а сколь же вы положите за пай? Тут начальство нарисовало что-то такое пальцами в воздухе: дескать, не обидим. Подумали бабки-дедки – ни техники, ни сил у них нет. Чего земле пустовать? По паре мешочков того-сего – всё лучше, чем ничего. Куда деваться – согласились.

Вот и получилось, что остался колхозник без земли, без техники и в полной власти теперь уже кооперативного начальства. Только раньше он заплату получал каждый месяц, а теперь один раз в конце года и то, когда продадут урожай, если, конечно, будет тот урожай. Можно было рассчитывать только на личное подсобное хозяйство. Тем и жили.

Народ за пять лет непонятных реформ обозлился. То, что в Москве называли реформами, крестьяне по простоте и честности окрестили так: «полный бардак и трындец».

Как языком слизнуло молочные фермы, откормочные животноводческие комплексы. «Как Мамай прошёл!» Благодаря «мудрой» политике московских властей, которым интереснее было покупать лежалое дешёвое мясо заграницей, колхозам выращивать скотину стало не выгодно. Цены на технику, ГСМ и удобрения взлетели, а на мясо и молоко остались прежними. Естественно, скотину порезали. Хозяйства выживали за счёт полеводства: зерновые, сахарная свёкла, подсолнечник, гречиха, кукуруза.

И раньше-то деревня выпивала, а теперь стали гнать самогон чуть не в каждом доме. Пили не только мужики, но и бабы и даже малые ребятишки. А тут ещё новая напасть: молодёжь стала курить коноплю. Юнцов совращали возвращавшиеся с зон уголовники. Блатные почувствовали вольницу, стали собираться в стаи, прижимать только-только нарождающихся фермеров и предпринимателей, обкладывать их данью, а самые умные из них сами становились «бизнесменами».

Тяжина по дороге развезло на старые дрожжи, но, пока доехали до границы с Белоруссией, он малость оклемался.

Очередь. Литовские пограничники проверяли документы и груз. Сказали, что Филе нужно пройти медосмотр. Тяжин пошёл к ветеринарам – их вагончик стоял тут же, неподалёку от поста. Филя остался в кабине. Сергей показал собачий паспорт и отметки о прививках. Заплатил за осмотр десять долларов и уже собирался пойти за собакой, но ветеринар сказал, что он сам пойдёт и посмотрит. Подошли к машине. Ветеринар открыл дверцу. Филя сидел на своём месте. Увидев незнакомого мужчину в белом халате, пёс злобно зарычал и рявкнул так, что ветврач тут же резко захлопнул дверцу. На этом осмотр закончился.

– Хорошая собака, – испуганно прокомментировал врач и сказал, что всё в порядке и можно ехать дальше.

Пограничники хотели осмотреть груз, но микроавтобус был набит вещами так плотно, что хрен руку просунешь. Да и кому охота торчать на морозе! Проверив документы и увидев, что Сергей выезжает в Россию на ПМЖ, придираться не стали. На прощание задали дежурный вопрос: «Оружие, наркотики везёте?» – и открыли шлагбаум.

На белорусской стороне очереди не было, никого не задерживали. Проверяли документы, ставили штамп о пересечении границы и пропускали через кордон. Всё. Теперь до Москвы можно ехать спокойно.

Тяжин впал в тяжёлую задумчивость. Всё последнее время перед отъездом он был слишком занят. Теперь же, глядя на дорогу, заснеженные обочины и придорожный лес, убегающие куда-то назад в прошлое, он мысленно тянулся вслед за ними. В воспоминаниях его не было строгой последовательности, он двигался, как будто шёл по топкому месту, перескакивая с кочки на кочку, пытался устоять, задержаться, но терял равновесие и вынужденно перепрыгивал дальше.