В годы большой войны

Ночной трамвай был почти пуст. Под потолком тускло синела электрическая лампа. В синем мраке все выглядело, как под водой, — расплывчато и неясно. Это сравнение пришло на ум, вызванное далеким воспоминанием. Они отдыхали с Куртом на горном озере. Ильза бросилась со скалы в глубокую синеву, и солнечный свет вдруг померк в толще воды… Когда она вынырнула, Курт встревоженно искал ее глазами, готовый броситься на помощь. Где он сейчас, Курт? Как долго нет от него вестей — больше года, с начала войны… Почему-то мысли перекинулись на Рудольфа фон Шелиа, последнее время дипломат чем-то озабочен, нервничает. Так много сил приходится тратить на то, чтобы его успокоить, убедить, что все в порядке и нет никаких оснований для тревоги.

Погруженная в свои мысли, Ильза не заметила, что, как только трамвай тронулся, его обогнала машина с погашенными фарами. Впрочем, она и не могла этого видеть — в синих отсветах не разглядеть, что происходит на улице… Машина прошла вперед и замедлила ход у следующей трамвайной остановки. Потом двинулась дальше… На Виляндштрассе, там, где Ильза сошла с трамвая, из машины выскользнул человек и в отдалении пошел следом по другой стороне улицы.

Утром на столе начальника следственного отдела гестапо лежало донесение осведомителя об Ильзе Штёбе. Сообщалось, что она работает в рекламном бюро дрезденской парфюмерной фабрики, живет на улице Виляндштрассе. За этим домом установлено наблюдение.

Еще через несколько дней осведомитель сообщил: Ильза Штёбе встречается с дипломатом, сотрудником министерства иностранных дел Рудольфом фон Шелиа…

У Панцингера пока еще не было доказательств или хотя бы обоснованных подозрений, касавшихся Ильзы Штёбе. Мало ли кто к кому ходит в гости. Но криминал-советник продолжал ломать голову. Со своими раздумьями пошел к Карлу Гирингу. Рангом Панцингер был выше Гиринга, но признавал его старый полицейский опыт.

— Послушай, — хрипло сказал Гиринг, — напомни-ка мне неясные имена из радиоперехвата. Кажется, там упоминались какие-то адреса.

Хитрый Гиринг сделал вид, будто запамятовал эту историю. Он долил в кофе коньяк, выпил. Голос зазвучал чище. Это обрадовало криминал-советника — может, врачи ошибаются. Он цеплялся за самую крохотную надежду.

Панцингер принес папку. Ну так и есть! Стиве… Штиве… А почему не Штёбе? И название улицы сходится. Почти сходится…

Карл Гиринг торжествующе посмотрел на Панцингера:

— Ну что? Может быть, мы добрались…

Предположение перешло в уверенность, когда установили, что такие сведения, содержащиеся в расшифрованной радиограмме, могли быть известны только трем лицам из министерства военно-воздушного флота — рейхсмаршалу Герингу, его заместителю и офицеру службы абвера Харро Шульце-Бойзену…

…Во время этих событий Гитлер был на Украине в полевой ставке под Винницей. Летнее наступление на Сталинград и Кавказ было в разгаре. И тем не менее, когда ему доложили об арестах, Гитлер бросил все дела и полетел в Берлин. Здесь его ждали другие ошеломляющие вести: арестована большая группа, расследование продолжается и предстоят новые аресты. Организация, связанная с Москвой, проникла в самые высокие инстанции государственного, экономического, военного аппарата… Арестованные отказываются давать показания — это больше всего выводило из себя Гитлера. Он отдал приказ: аресты держать в тайне, ни единого слова в печати или по радио. Нахт унд небель — мрак и туман — должны окружать все, что происходит в гестапо. За разглашение любых материалов следствия может быть только одно наказание — смертная казнь. Арестованных заставить говорить. Как это сделать — пусть думает Гиммлер…

Во исполнение указаний Гитлера глава имперского управления безопасности Генрих Гиммлер подписал приказ: арестованных подвергать пыткам, даже если это приведет к их смерти… Но заключенные молчат, молчат почти все…

Вальтер фон Шелленберг записал в своем дневнике:

«В итоге сотни людей оказались втянуты в этот водоворот и попали за тюремную решетку. Некоторые из них, возможно, были только сочувствующими, но во время войны мы придерживались жесткого принципа: «Пойманы вместе, повешены вместе…»

Весь аппарат гестапо, имперское управление безопасности, военную контрразведку абвера, отдел иностранной разведки — всех мобилизовали для борьбы.

Двенадцатого сентября арестовали Ильзу Штёбе. За дипломатом Рудольфом фон Шелиа продолжали наблюдение. Раскрывались ошеломляющие масштабы работы, шли аресты, а где-то в эфире тайные передатчики продолжали работать. Значит — информация все еще поступает к противнику… Есть от чего прийти в неистовое бешенство!

Одна за другой выяснялись все новые подробности. Раскрыли подпольную типографию под Берлином… Значит, казалось бы, разгромленная компартия продолжает существовать…