В годы большой войны

Сам он перед Отечественной войной сидел в тюрьме за подлоги, бежал из заключения, сменил много фамилий, потом по фальшивым документам поступил в армию с расчетом — при первом же удобном случае перебежать к противнику. Случай такой представился в начале сорок второго года. Таврин служил на Северо-Западном фронте, командовал взводом войсковой разведки под Демянском, где советские войска вели тяжелые бои с окруженной здесь шестнадцатой немецкой армией генерала фон Буша. Перебежал он не сразу, выждал, когда у фон Буша обозначились успехи. Германские войска пробили горловину в кольце окружения и через «Рамушевский коридор» восстановили связь Демянского котла с немецкими частями, действовавшими на фронте.

В ночном поиске, предав товарищей, с которыми ушел на боевое задание, младший лейтенант Таврин сдался в плен.

Обо всем этом, о своей жизни и злоключениях, он чистосердечно рассказал на первом же допросе в полевой жандармерии, утаив только одно обстоятельство — уголовные свои дела выдал за политическое несогласие с советской властью. С тех пор верой и правдой служил новым хозяевам, стремясь завоевать полное их доверие. Будучи по натуре карьеристом, Таврин упорно шагал к своей жизненной цели — к личному обогащению — и выполнял любые поручения, как бы грязны, кровавы они ни были. Угрызения совести никогда не обременяли предателя.

Что особенно привлекло Скорцени в Таврине, это удивительное внешнее сходство его с Ортелем. Таврин был лишь несколько шире в плечах, имел более крупные черты лица, но всем другим — цветом глаз, волос, очертаниями губ и тяжелыми подбородками — они очень походили один на другого.

Скорцени остался доволен. То, что надо!

Штандартенфюрер Грайфе познакомил Таврина с Ортелем, назвав его Леонидом Шиловым, русским, который отныне будет его наставником в подготовке к заданию в советском тылу. Какое задание, Грайфе не сказал, но Таврин согласился без колебаний. Отказываться нельзя, иначе пришьют! Сказал: сделает все, что будет приказано. Еще раз заверил всех в своей преданности фюреру, которому теперь служит.

Грайфе не скупился на обещания — высокое звание после возвращения, награды, деньги, безбедное существование до конца жизни.

В беседе с Ортелем Скорцени сказал:

— Прежде всего ваша задача заключается в том, чтобы войти в доверие к Таврину, подготовить его психологически. Находитесь при нем неотлучно, изучайте его характер, выясняйте самые сокровенные его мысли. Вы головой отвечаете за его подготовку.

Дальше началась многомесячная подготовка диверсанта для полета в советский тыл, его экипировка, оснащение специальной техникой, необходимой для выполнения задания.

Они жили вместе — наставник и его подопечный. Вместе проводили свободное время. Впрочем, свободного времени у них почти не было.

Специалисты-пиротехники обучали их пользованию специальным оружием, и прежде всего «панцер-кнакке» — реактивной бронебойно-фугасной гранатой, способной на расстоянии трехсот метров пробивать четырехсантиметровую броню. Это было новшеством в секретной военной технике, прообразом будущих реактивных «фаустпатронов», которые нашли применение в конце войны против советских танков. Но «панцер-кнакке» отличались от «фаустпатронов» тем, что ствол с электрическим запалом можно было укрепить на руке и неприметно держать в рукаве куртки или шинели. С одного попадания граната «панцер-кнакке» могла разрушить легковую машину, превратить ее в груду металлического лома.

В арсенале диверсанта было и другое оружие — портативная магнитная мина огромной разрушительной силы, взрывавшаяся с помощью радиосигналов. Были многозарядные крупнокалиберные автоматические пистолеты с отравленными и разрывными пулями. Все это требовалось освоить. Для тренировок выезжали на пустынные, закрытые полигоны, недоступные ни единому постороннему глазу.

В радиоклассе занимались техникой связи, часами просиживали над радиопередатчиками, изучали азбуку Морзе, шифры и все прочее.

Ранней весной Ортель и Таврин вылетели в Псков, потом в Ригу — знакомились на месте с обстановкой, с маршрутами фронтовых дорог. Сидели, обложившись полевыми картами, отмечали дорожные приметы, чтобы не заблудиться на пути к Москве. Начало войны Таврин провел в этих местах, бывал здесь и позже, после того как перебежал к немцам. Его цепкая память хранила расположение населенных пунктов, мостов, проселков, шоссейных магистралей.