В горах долго светает

Парень устало улыбался глаза его сияли возбуждением.

— Я очень торопился к вам. На вас готовятся напасть.

— Кто?

— Душманы Кара-хана.

— Басмачи собрались напасть на воинский лагерь? — удивился подполковник, принявший командование.

— Кара-хан имеет много душманов. У них автоматы и пулеметы, базуки и гранаты. Одноглазый — его раб. Наверное, он рассказал Кара-хану, что здесь нет пушек и танков. Кара-хан — очень опасный враг.

Подполковник потянулся к телефону, потом спросил:

— Откуда этот парень знает о подготовке нападения?

— Сегодня, когда зашло солнце, в кишлак принесли приказ Кара-хана: всем мужчинам с оружием собраться у Желтого источника, на второй террасе горы. Там была джирга.

— Это какое-то собрание?

— Джирга — это совет мужчин, когда принимается важное решение. Кара-хан давно поступает, как сам захочет, джиргой он прикрывается — как будто это воля мужчин села.

— О какой воле ты говоришь, Азис?

— Война... Кара-хан объявил войну «неверным» — всем, кто поддерживает Апрельскую революцию и народную власть. Вам — тоже. Он сказал, что кишлак опозорил племя, потому что женщины и дети взяли ваш хлеб. Этот позор можно смыть только кровью врагов корана. Вашей — тоже. Он говорил мужчинам, что здесь стоят солдаты тыла и душманы легко захватят большую добычу. Пока к вам придет помощь, они успеют скрыться в недоступном месте. Он потребовал, чтобы никого из вас не щадили, — тихо добавил юноша.

— А ваши мужчины?

— Они молчали. С Кара-ханом пришло полсотни душманов, это страшные люди. Когда главарю возражают, его телохранители сначала стреляют, потом спрашивают имя убитого.

— Это называется — джирга?

— Да! — Азис заговорил горячо и быстро: — Наши мужчины подчинились страху. Кара-хан силой заставляет людей идти с ним, а потом, когда они испачкаются в крови, им уже нет обратного пути. Но наши мужчины не хотят попадать в сети оборотня. Отец послал меня за патронами еще до конца джирги — ведь у меня нет голоса на совете. Сегодня я говорил в селе против Кара-хана, но никто меня не выдал ему и не остановил, даже одноглазый Сулейман, хотя многие догадались, куда я пошел.

— Азис, это правда?

— Клянусь кораном!.. Хлебом клянусь!

Подполковник спросил:

— Он не знает, кто стрелял?

— Пять раз подряд стрелял я. Когда услышал два выстрела, то подумал — на вас уже напали. В горах ночью не сразу поймешь, где стреляют, а я задыхался от бега. Хотел отвлечь — пусть думают, что подходят новые солдаты. Целую обойму расстрелял, хотя патроны доставать очень трудно.

— Но кто стрелял первым?

— Этого я не знаю.

— Твою винтовку взяли наши?

— Нет. — Парень, улыбаясь, распахнул халат. Под мышкой у него на широком ремне висел короткий кавалерийский карабин времен первой мировой войны. Офицеры переглянулись, подполковник в сердцах выругался:

— Все-таки мы интендантская бестолочь! Ведь афганский майор говорил нам про длинные халаты. Вот так затащили бы в палатку басмача с автоматом, а он — всех одной очередью!

Азис, догадавшись, о чем речь, положил оружие на стол. Подполковник распорядился пока не давать отбоя тревоги.

— Теперь, конечно, Кара-хан вряд ли сунется — он небось не круглый дурак. Хотя, видно, и не очень умен, если думает, что наши тылы плохо охраняются, а солдаты-тыловики стреляют хуже его душманов. Карабин свой ты, парень, возьми, он у тебя в нужную сторону нацелен. Но до утра мы тебя придержим, если не возражаешь.

Выслушав, Азис испуганно замотал головой:

— Нельзя! Я должен сегодня же вернуться. Если душманы узнают, где я был, мою семью вырежут.

Проводили Азиса со всей осторожностью, обеспечив ему темный коридор. Воротясь в караулку, подполковник спросил:

— Что вы думаете обо всем этом? Не берут ли нас просто на пушку?

— Все может быть. Но этот «юный барабанщик» мне внушает доверие, товарищ подполковник, — ответил начальник караула. — Таким, как он, нас пугать ни к чему.

Сквозь темень сочился гул боевых машин пехоты, присланных штабом части на усиление охраны тыловых подразделений.