В горах Тянь-Шаня

Я вспомнил описанный в литературе случай, когда, на стадион с возбужденными болельщиками — любителями футбола — слетелись тучи короедов пожарищ. Такое название они получили за то, что заселяют деревья, пострадавшие от пожаров. Их привлекли сюда из ближайшего леса клубы папиросного дыма. Вспомнил давний, происшедший со мною более пятнадцати лет тому назад странный случай. В одну из поездок по пустыне я собрался написать масляными красками этюд, но был побежден слетевшимися в массе черными жучками — туркестанскими мягкокрылами. Они облепили начатый мною набросок, насели и на палитру. Им почему-то более всего нравились цинковые белила. Потом оказалось, что этот жучок обитает на самом распространенном цветке пустыни — весеннем красном маке. Цинковые же белила готовились на масле из семян культурного мака. В нем, по-видимому, и оказались какие-то вещества в более сильной концентрации, по которым жучки находили свои излюбленные растения.

Наше дело было неважным. Солнце садилось за горизонт, а нападение жучков становилось еще более ожесточенным. Они копошились всюду, лезли в сковороду с картошкой, облепили со всех сторон машину, забрались решительно во все вещи. И тогда я догадался, в чем дело. Канистру плотно закрыл, то место, где горел примус, забросал при помощи лопаты землей, а метрах в пятидесяти от бивака вылил бутылку бензина.

Вскоре густое облако жучков переместилось от нас. А то место, куда я вылил бензин, потемнело от массы копошащихся насекомых.

Массовый лет навозников продолжался и в сумерках, и в темноте, прекратился лишь тогда, когда температура воздуха понизилась до четырнадцати градусов. Но на земле, политой бензином, все еще копошилось громадное и плотное скопище.

Рано утром следов вчерашнего происшествия я не обнаружил. Лишь, где горел примус, валялись обожженные пламенем жучки, да кое-где в укромных местах машины и в вещах застыли нежеланные визитеры. В сумке из-под примуса их оказалось более всего, несколько сотен. Мы высыпали их на землю. С величайшей поспешностью все они до единого разбежались в разные стороны и попрятались в укромные места.

Что же привлекло к нам маленьких навозничков? Без сомнения, они слетелись с большой территории на запах бензина. Впрочем, может быть, их привлек запах тетраэтилового свинца, добавленного в горючее для повышения октанового числа, или, быть может, зеленой краски, которая добавлялась к этилированному горючему для окраски.

На память об этом случае я сделал несколько фотоснимков на цветной пленке. Несмотря на сумерки и неблагоприятные условия съемки, они оказались удачными.

Утром мы едем к каньону, и вскоре тот открывается перед нами во всей своей красе. На его дне узкой лентой сверкает река Чарын в обрамлении зарослей. Находим съезд. Он очень крут, и временами мне кажется, что мы не выберемся обратно. Вот спуск закончен, и мы оказываемся в небольшом леску среди зарослей колючей облепихи, ив и редких тополей. Здесь кое-где на полянках видны сенокосы, бродят коровы. Влияние человека здесь сказалось и на диких животных: нет ни зайцев, ни фазанов, ни крупных зверей.

Хорошо бы здесь подневалить, походить по зарослям, понаблюдать за насекомыми, кто еще остался в заметном числе из животных, как не насекомые! Но времени у нас немного.

Вблизи от съезда находим переезд по мелкому перекату на другую сторону реки и с большим трудом преодолеваем подъем на другой берег.

Я даю время остыть мотору, а сам принимаюсь бродить по берегу пропасти. Здесь масса старинных курганов. Видимо, в каньоне прежде жило немало народу. Места здесь хорошие, есть и выпаса, в стремительном и прохладном Чарыне нет ни комаров, ни других кровососущих насекомых.