В горах Тянь-Шаня

Мы едем по неторной дороге мимо цветущих холмов, затем сворачиваем в ущелье, проезжаем пасеку, за ней пустующую зимовку скота, и вот перед нами с зеркалом примерно в четверть гектара появляется первое горячее озеро Арашан и рядом с ним — несколько палаток и юрта. Не без труда проезжаем мимо второго озерка, еще меньшего размера. За ним находим среди высоких трав ровную площадку, на которой и располагаемся.

Оба озерка окружены илистыми засоленными берегами, поросшими красной солянкой — солеросом. Густо пахнет сероводородом. У берегов озерка вода в ярко-красных пятнах и какие-то странные водоросли, похожие на кораллы. Я приглядываюсь к красным пятнам и вижу, что это скопления ярко окрашенных рачков. Они забавны. Их туловища с боков вооружены множеством энергично пульсирующих ножек, а заканчивается небольшим шаровидным резервуаром с крошечными яичками и длинным острым хвостом. Спереди на голове — два черных глаза.

Рачки в беспрерывном движении, усиленно работают ножками, снуют из стороны в сторону. Что-то они делают, чем-то заняты в густом скоплении, какие-то у них, наверное, между собой особые отношения, сигналы и уж главное — стремление в густые слаженные скопища, пусть даже примитивные, но своеобразные общества. Но почему они состоят только из одних самок? Где же вторая половина их общества — самцы? Или, быть может, все население этих странных созданий, насчитывающих в одном только этом озерке не менее нескольких миллионов, размножаются без участия самцов, как говорят ученые, — партеногенетически.

Самое интересное озерко, как нам сообщают, третье. Оно выше и дальше первых двух. К нему по склону горы тянется очень торная тропинка. Здесь мы застаем несколько человек, лечащих свои недуги. На одном его крае сверкает небольшое пятно ярко-белой соли. На поверхности воды плавает множество насекомых-неудачников, попавших в водяной плен. С гор к озеру опускается, порхая, бабочка-сатир. Подлетев к воде, она, очевидно, обманутая своим изображением, попадает в воду. Бедняжка отчаянно машет крыльями, стараясь освободиться из водяного плена, но глупая, плывет не к берегу, а от него, и я уже не могу дотянуться до нее палочкой. Стремление к своему отображению в воде мне не раз приходилось наблюдать над бабочками-белянками.

Еще в озере масса самых разнообразных личинок насекомых, червей-полихет и еще каких-то совсем непонятных для меня созданий.

Вода сильно насыщена солями, и рука, опущенная в нее, после высыхания становится белой. На поверхности вода имеет комнатную температуру, на полуметровой глубине — тепла, даже слегка горяча, еще глубже — совсем горячая.

Над озерком протянуты две проволоки. Они предназначены для тех, кто не умеет плавать. Озерко глубокое и, несмотря на то, что в длину около двухсот метров, в ширину — около тридцати-сорока, до его дна около восьми метров.

Все живое в озерке может жить только в верхнем слое воды: достаточно баночку с рачками опустить вглубь, как они моментально гибнут.

Возле озерка на большой глинистой оплывине стоит гул от множества работающих крыльев, а вся ее поверхность усеяна маленькими шариками земли. В ложбинках, куда они скатились от ветра, образовался слой в десяток сантиметров. Здесь, оказывается, обосновалась большая колония маленьких пчелок-мегахилл. Вся почва изрешечена их круглыми норками. Маленькие труженицы без конца таскают в свои обители то пыльцу, упакованную на нижней поверхности брюшка, то аккуратно вырезанные кругляшками кусочки зеленых листьев, предназначенных для сооружения ячеек для деток.

Среди высоких трав виднелись большие холмики земли, поросшие редкой и коротенькой травкой. Я сразу узнал в них жилища муравья лазиуса флавуса, того самого, который закрепляет овраги. Это насекомое, избегая ожесточенной конкуренции, царящей среди муравьев, избрало строго подземный образ жизни, за ненадобностью потеряло окраску и стало светло-желтым с мягкими нежными покровами. Каким-то образом муравьи умеют выращивать на своих холмиках растения так, что они редки, коротки и не заслоняют солнце. В тепле же муравьи очень нуждаются: оно необходимо для развития яичек, личинок и куколок.

Нрав у желтого лазиуса тихий, мирный и боязливый, за что ему и достается от недругов.

На одном из холмиков желтых лазиусов я застал разнопородных муравьев-захватчиков. Почти голый, отлично прогреваемый холмик среди густых трав, затеняющих землю, — ценнейшая находка для других муравьев, и они с боем занимают верхние этажи, охотятся на хозяев. А добыв таким путем стол и кров, постепенно становятся полноправными владельцами добротного дома. Были среди них и черный формика фуска, и рыжий формика куникулярия, и отчаянный вояка тетрамориум цеспитум, и черный лазиус нигер. Желтым лазиусам жилось здесь несладко.

Впрочем, как я убедился, просмотрев с несколько десятков холмиков, муравьям-захватчикам рано или поздно приходилось расставаться с чужим жилищем. Через несколько лет оно, лишенное заботливого ухода, покрывалось высокими травами, затенялось солнцем и становилось негодным.