В горящем золотом саду

– Что? Кому? – пролепетала Реа и попятилась.

– Повстанцам в горных лагерях. После свадьбы стало сложно поддерживать боевой дух. И предупредить о том, что мою смерть мы инсценируем, я не могу. Лучше приведем тебя к ним, чтобы ты их благословила. Покажем, что Схорицу поддерживает настоящая святая. Если люди услышат о возвращении Айи Ксиги, они стекутся со всех сторон, и мы окажемся на шаг ближе к победе.

– Разве я справлюсь? – испугалась Реа. – Мне ведь мало что известно о святых. У меня не получится изобразить маму.

Кроме того, Реа жила в Ксигоре уже не первую неделю, но до сих пор никто не увидел в ней Айю Ксигу.

Михали улыбнулся.

– Ты говорила, что наши святые не сильно отличаются от твоих стратагиози. Уверен, ты справишься.

Реа нервно переступила с ноги на ногу. Наверное, приятно, когда на тебя надеются. Ей льстила уверенность Михали в ее способностях. Но ситуация слишком сложная. Маме поклонялись потому, что она действительно была святой.

– Я не святая, – прошептала Реа. – И не хочу обманывать верующих.

– Суть не в том, кого почитают, а само почитание, – заметил Михали, встречаясь с девушкой взглядом.

Реа помотала головой. Ее отталкивал прагматизм Михали, который скрывался за бескорыстными идеалами.

– Я так не считаю.

Михали был потрясен ее словами. Он вздохнул и отстранился, протянув ей кулон.

– А как насчет Тиспиры? Важно то, что она символизирует, а не исполнитель ее роли.

Реа вполне могла вообразить, какого ответа ждал бы Васа, но ей тяжело давалась личина Тиспиры, и лик святой ей тоже не подошел бы. Неужели в этом итог ее выбора? Она обменяла одну маску на другую? Неужели обязательно притворяться кем-то иным, чтобы служить семье?

Посмеет ли она отказаться от предложения Михали? Да, ей удалось заручиться симпатией Пироса, но ее положение в Схорице весьма шаткое, а жизни родных в ее руках.

– Соглашайся, – серьезно попросил Михали. – Они увидят, что святые вернулись, и поверят, что мир меняется.

Неважно, как Реа относится к авантюре. Обман может сыграть ей на руку. К тому же Михали ее просит – тихим и низким голосом, как и в ту ночь, когда назвал Рею по имени. Он желал ее помощи. Никто прежде не нуждался в ней так, как он.

– Хорошо, – согласилась Реа, забирая медальон.

Михали с облегчением закрыл глаза, но она не отвела взгляд и продолжала смотреть на ресницы юноши, гадая, как близко надо подойти, чтобы услышать биение его сердца.

– Да.

Глава 24 Реа

Реа согласилась поехать в лагерь Схорицы как можно скорее, и вот через пару дней после ее второго похода в катакомбы, когда девушка сидела на кровати в гостевой комнате, Михали вошел в спальню и склонился над ней, закусив губу.

Волосы Реи уже уложили в мягкие кудри, как у ее матери, и не хватало лишь вуали с портретов Айи Ксиги – не считая того, из медальона, который теперь хранился на прикроватном столике, в жестянке с кимифи.

Они с Михали подумывали сделать вуаль из ткани, модной в Вуоморре, но в итоге решили обойтись линией сурьмы от висков. Правда, Рею больше смущало не то, насколько точно они изобразят тончайшую ткань, а то, насколько людям сложнее будет догадаться, что она вовсе не Айя Ксига, вернувшаяся к жизни.

Михали лучше знал, какой должна предстать Айя Ксига, и на плечи юноши ложилась ответственность за новый образ Реи. Он нервно покрутил в руках кусочек сурьмы.

– Я сильно надавлю, – неуверенно пробормотал Михали, и сердце Реи сжалось.

– Ты хотел помочь, – напомнила она с ехидной усмешкой, чтобы подавить чувство нежности в груди.

Михали расправил плечи.

– Да. Закрой глаза.

Она послушалась, и секунду спустя Михали коснулся ее лица и запустил пальцы в волосы девушки, придерживая голову.

– Скажи, если будет больно, – попросил он.

Реа залилась краской.

– Хорошо.

Снова наступила пауза, а затем Реа действительно почувствовала давление на веки. Безболезненное, бережное, но все равно внезапное.

Реа вздрогнула и отшатнулась.

– Тише, – шепнул Михали.

– Я не лошадь, – огрызнулась Реа.

– Спасибо, знаю.

Она открыла глаза и успела увидеть, что Михали устало улыбнулся. Реа зажмурилась снова. Она смутилась, будто подглядела то, что не следовало.

– Зачем ее так написали? С тенью на лице… особенно возле глаз? – спросила Реа, решив нарушить тишину.

– Люди думают по-разному, – ответил Михали и опять провел сурьмой по веку девушки. – На севере Ксигоры верят, что именно таким и был ее облик, на юге считают, что черную полосу на иконах добавили после смерти святой. В знак траура.

– А у тебя какое мнение?

– Что ж…

– Ясно, – оборвала его Реа, отстраняясь. – Для тебя важно как раз то, что она есть.

– Вообще-то, – фыркнул Михали, – я подозреваю, что это символ ее дара.

Конечно, Реа совсем забыла, что мама владела неким уникальным даром.

– Какого? – уточнила она, пускай сейчас это уже и не имело значения.

– Власть над ночным небом, – ответил Михали.

Реа распахнула глаза, длинные ресницы скользнули по пальцам Михали. Его лицо было совсем близко, но сейчас девушку тревожило другое.

– Нет! Это дар моего брата. Лексос получил его от отца, а Васа – от предшественника.

Михали покачал головой.