В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

Многочисленные документы свидетельствуют: трудно найти село или селение в 1918 г., из которого в различные правительственные инстанции Украинского государства не поступило бы сообщение о нападениях крестьян на помещичьи имения, о пожарах и потравах в экономиях, о сопротивлении карателям, убийствах оккупантов, о том, что буквально каждый пуд хлеба давался «с боем» [667] и тому подобное. Глубинность и всеобщность движения, подлинного проявления Гражданской войны особенно впечатляют, если учесть, что оно было не столько следствием целенаправленной деятельности политических сил (хотя последние прилагали немало энергии, чтобы опереться на него), сколько стихийной реакцией на действительно невыносимое положение, на желание чиновников лишить перспективы класс, перед которым сверкнула звезда свободы, надежда, что результаты труда своих рук будут принадлежать ему – труженику, что государство будет защищать его от жестокого принуждения и дикого произвола.

Но эмоции отчаяния из-за недостигнутой цели были несравнимы с естественным сопротивлением повсеместным актам вандализма, жесточайшего издевательства, которые приобрели статус государственной политики. «Обиженные» предыдущей социалистической властью помещики стремились к «сатисфакции», спешили вернуть утраченные владения и возместить причиненные революцией убытки. При этом они опирались на оккупационные войска и местную администрацию с подчиненными ей милицейскими подразделениями (гайдуками). Руководствуясь часто не столько чувствами справедливости, сколько мести, землевладельцы слишком свободно манипулировали объемами претензий, не скрывали желания как можно строже «проучить» обидчиков-бунтарей, жестко поставить «преступников» на подобающее им место – и так, чтобы это надолго запомнилось и другим: подобное будет с каждым, кто посягнет на чужое имущество, на «священную» частную собственность[668].

Неудивительно, что на этой почве довольно быстро приобрела легальный статус практика экзекуций. Начатые оккупантами еще во времена Центральной рады карательные экспедиции режима П. Скоропадского стали неотъемлемой чертой режима. Восстанавливаемый нагайками «порядок» оборачивался не только против сельской бедноты, но озлоблял и середняцкую крестьянскую массу, вербуя все новых оппонентов Гетманата. Ведь каратели, как правило, применяли принцип коллективной ответственности: размер взыскания распределялся между всеми жителями населенного пункта, независимо от их социального статуса, уровня материального обеспечения и, наконец, от того, «участвовало ли данное лицо в погромах, или нет». Понятно, что в случае несостоятельности части населения уплатить контрибуцию ее погашала другая часть – богатые слои села [669].

Свой вклад в пацификацию (умиротворение) крестьянства на Правобережье сделали помещики-поляки, которые к австро-германским экспедициям приобщали собственные национальные легионы[670]. Впрочем, последние тоже действовали самостоятельно или параллельно. Жестокость, проявлявшаяся при этом, казалось, не знала границ. Неслыханные физические пытки и расправы поляки, как ни странно, считали естественными. Они не только лишний раз доказывали «извечные права», по их мнению, на этнические украинские земли и унижали человеческое достоинство, но и тешили собственное национальное самолюбие. Волынская помещица З. Коссак-Шезуцкая с очевидным удовольствием смаковала в мемуарах натуралистические картины многочисленных страданий, причиненных польскими помещиками крестьянскому «быдлу» в 1918 г.[671] Это спровоцировало справедливое возмущение другого поляка по происхождению, который проникался интересами и обидами украинства, – В. Липинского. Он с сожалением констатировал: «Из-под пера автора умышленно пробивается презрение и грязный садизм в щедро разбросанных описаниях, вызывающих отвращение»[672]. Подобная оценка может быть распространена и на воспоминания польской помещицы села Лемешовки Таращанского уезда на Киевщине М. Дуниной-Козицкой[673].

Крестьяне, участвовавшие в распределении помещичьего имущества, не собирались возвращать его добровольно, оказывали решительное сопротивление, вплоть до вооруженного. Они считали если и не абсолютно безупречным юридически, но все равно законным основанием социалистические документы периода Центральной рады.