В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40-50-х гг.

Главенство Дома Париных, как уже отмечалось выше, проявля­лось в кадровой политике, отчасти в последовательности распреде­ления скудных средств (помещений, оборудования, материалов для опытов), в значительно большей степени — в престижных преиму­ществах, особенно в представлении к государственным наградам: орденам, званиям и пр. Последнее вызывало наибольшее недоволь­ство в отдаленной от Дома медицинской среде. Реакция обиженной профессуры была настолько сильной, что для ее описания директор института не нашел иных слов, кроме «злоба», «клевета», «подсижи-вани»: «Я помню, когда было проведено награждение научных ра­ботников молотовского медицинского института, возникла зависть, нехорошая зависть, усмешки — посмотрите, кого наградили, а меня или товарища не наградили. Были такие случаи»³. Складывается впе­чатление, что Дом Париных требовал от медицинской публики пре­жде всего символического признания: благодарностей от студентов, соответствующих публикаций в прессе, хвалебных слов в свой адрес на торжественных собраниях, публичных награждений и защиту от критики. О прямых экономических выгодах речь, как явствует из со­хранившихся документов, не шла.

¹ Тов. Прассу. 13.02.1950. Анонимное письмо//ГОПАПО Ф. 105 Оп 16 Д. 219. Л. 3.

² Протоколы и планы работ партбюро и партсобраний мединститута 14.01.1947-12.09.1947// ГОПАПО. Ф. 6179. On. 1. Д. 2. Л. 114.

³ Там же. Л. 115.

52

Взамен институт, в особенности, профессура, получил немалые преимущества. Речь идет, во-первых, о неписанной охранной грамо­те, оберегавшей сотрудников учебного заведения от арестов по поли­тическим мотивам во время войны; во-вторых, об упорядочении всей системы отношений в разнородном по своей социальной генеалогии сообществе, вынужденном взаимодействовать в скудной, изменчи­вой, дезорганизованной среде по невнятным правилам. Выпускники императорских университетов и советских вузов, убежденные пар­тийцы и люди религиозных убеждений, бывшие «сидельцы» и «сек­соты» вездесущих органов, высококвалифицированные медики и малообразованные обществоведы (некоторые из них так и не смогли предъявить диплом о высшем образовании) — все вместе составля­ли профессорско-преподавательский состав провинциального меди­цинского вуза. Выстроить их поведение по единому образцу не могли наскоро сконструированные властью социальные институты: пар­тийные, административные, научные и учебные организации. Тре­бования, ими предъявляемыми, не только расходились с интересами вовлеченных в их деятельность людей, но и во много раз превосходи­ли их социальные и индивидуальные возможности.

Клановость одомашнивала нормы, придавала им человеческое из­мерение и выстраивала в соответствии с ними ориентиры социального действия. Дом Париных — и это надо отметить особо — культивиро­вал, естественно, в ослабленном и отредактированном виде традиции старого университетского сообщества: манеры поведения (вспомним «голубчика»), ясные представления о гамбургском счете, по которыму полагается оценивать научные достижения (практическую примени­мость, публикации в международных и авторитетных зарубежных из­даниях, индекс цитирования¹), некоторую дистанцированность от со­ветской действительности, возможность в собственном кругу называть вещи своими именами или слегка иронизировать над пропагандой, зарабатывать деньги своим трудом, в том числе, и частной практикой и даже организовывать семейную жизнь не по-советски². «Возьмем

103

такое преклонение заграницей, преклонение из ряда вон выходящее: некоторые профессора доходили до того, что не отдавали в нашу со­ветскую школу детей. Не отдавали в советскую школу детей, потому что там разлагающая среда. <...> Профессор нанимает дома учителей, не отдавая ребенка в советскую школу, чтобы он там не разложился. Вместо того, чтобы помочь поднять советскую школу до нужного нам уровня, делали попытку учить детей вне ее. Так ведь было дело./Голос с места — О ком вы говорите?/... Это имело место среди некоторой профессуры»¹. Доцент ГДеголев, именно его выступление на партий­ном собрании здесь процитировано, ввернул «преклонение перед за­границей» для красного словца, вернее, для того, чтобы придать своему обвинению политический характер, но имен все-таки не назвал: пусть партийные органы сами разбираются. Он, мол, не доносчик.