В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40-50-х гг.

на работу Льва Ефимовича, а увольняют Льва Хаймовича, в одном случае даже Льва Хадика Хаймовича¹. Впрочем, было бы неверным видеть в этом местную инициативу. В начале 1950-х гг. власти прово­дят целенаправленную политику диссимиляции населения страны. В паспорта и в партийные документы вписывают этнические имена и отчества, так что и в этом отношении ситуация с Л. Кертманом не является исключительной.

Так 12 марта 1953 г. партийное собрание университета исключа­ет «...за обман партии и неискреннее поведение члена КПСС Цейт-ловского Якова Хаймовича», который был виновен в том, что сме­нил свое отчество в партийных документах на «Михайлович». Это решение принято девяноста двумя голосами против двадцати одного, поданного за строгий выговор, и одного — за выговор².

В. В. Кузнецов расходился с истиной, когда говорил о незначитель­ном распространении антисемитских настроений. Во всяком случае, именно в университете родилась инициатива провести тотальную проверку, «...насколько глубоко сионизм проник в среду евреев в на­шей стране»³. Тем не менее, этнических чисток не проводилось. От­дел кадров в 1952 г. отчитывался перед министерством о тринадца­ти евреях-сотрудниках, в следующем году — о двенадцати⁴. Может быть, потому что вся кампания, начатая в январе, оказалась скоро­течной. Из ЦК не поступало четких и недвусмысленных инструкций. В Молотове к соответствующим действиям приступили с опозда­нием едва ли не на месяц, так что просто времени не хватило. Было, однако, не только это. Конечно, среди университетских преподава­телей нашлись энтузиасты, вроде доцента В. П. Шахматова, готовые вершить суд и расправу над «безродными космополитами», но они оставались в явном меньшинстве. Ученый совет университета, хотя

103

и ставил препоны для приема на работу сотрудникам «определенной национальности», но далеко не в каждом случае. Учитывались и де­ловая необходимость, и ранговые предпочтения. Как правило, про­валивали ассистентов. Тогда же 1 марта 1953 г. ученый совет универ­ситета избирает заведующим кафедрой экспериментальной физики М. И. Корнфельда, еврея по анкетным данным¹.

Конечно, «дело врачей» создало благоприятную обстановку для того, чтобы, не считаясь ни с законом, ни с традицией, уволить доцен­та Л. Е. Кертмана, но не оно было единственной, или даже главной причиной. Подготовка к этому мероприятию началась годом раньше. Само же увольнение можно считать одним из моментов в развитии конфликта между блистательным лектором и другими обществоведа­ми г. Молотова. Здесь необходимо пояснить, что в ранний пермский период вплоть до 1954 г. Л. Е. Кертман почти ничего не публикует².

В списке его научных трудов помещены две газетные статьи, по­меченные мартом и июлем 1951 г.³ Сам он объяснял свое молчание разными привходящими причинами: незавершенностью исследо­ваний, относительной недоступностью московских библиотек⁴. Ка­жется, в данном случае Л. Е. Кертман несколько лукавил. Ситуация в гуманитарной науке была таковой, что печатать оригинальные ис­следования в области новой истории было едва ли возможным. За короткое время сложился новый канон, предписывающий историкам зарубежных стран предварять свою статью, или книгу цитатами из трудов И. В. Сталина, основное внимание уделять экономическим процессам (если речь шла о XIX или XX веках, то в духе ленинскою брошюры об империализме), сверять периодизацию по «Краткому курсу истории ВКП(б)», акцентировать внимание на борьбе народ­ных масс против империализма, разоблачать «буржуазных фальси­фикаторов», не пользоваться «вражескими» источниками и посто­янно помнить об определяющем воздействии на изучаемые явления революционных событий в России. Писать полагалось простым, до­ходчивым газетным языком. За отступление от канона наказывали. И если академику Е. В. Тарле только прямыми обращениями к Ста­

184

лину удавалось (с большими потерями) отстоять свое право на инди­видуальный стиль — и то под благовидным предлогом, что необхо­димо «...поскорее дать отпор бесчисленным фальсификациями войны 1941—1945 гг., выходящим в Америке, Англии, Западной Германии»¹, то для его опального и не именитого ученика такая возможность ис­ключалась полностью.

«В советское время работа в отечественных архивах, во всяком случае, по новейшей истории была закрыта. А получить командиров­ку для работы в британских архивах вообще невозможно»².