В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40-50-х гг.

² Данилкин - Прасс Ф. М. 29.04.1950//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 14. Д. 176. Л. 10-16.

175

Сталин не ответил. Прокуратура выписала ордер на арест. До это­го партийные товарищи на заседании бюро обкома выскажут Данил-кину все, что они о нем думали раньше, с удовольствием обругают троцкистским охвостьем, космополитом, нигилистом, беспробудной бездарностью, беспросветным невеждой и лодырем, а потом исклю­чат из партии и отдадут на расправу органам МГБ¹.

Михаил Данилкин все еще надеялся, что его поймут, или хотя бы вспомнят старые заслуги: «Нельзя же, черт побери, на основании нескольких фраз, выхваченных из контекста, доказывать, что автор большой и честно выполненной работы — крамольник, потрясатель основ советского строя»². Не услышали, не захотели понять.

В принятом единогласно постановлении бюро обкома объявило «...произведения Данилкина М.Т., написанные им в 1952 г., по своей идейно направленности антипартийными, глубоко порочными про­изведениями... Данилкин М.Т. клевещет на советских людей, рисует картину разложения советского общества, материальной необеспе­ченности и страданий простого народа»³.

Не нужно думать, что это была месть за Хмелевского. В обкоме теперь сидели новые люди, отобранные преемником Кузьмы Михай­ловича Ф. М. Прассом. В их отношении к неуемному и неугомонному барабанщику проявился корпоративный инстинкт самосохранения.

У поздней сталинской номенклатуры не было социального зерка­ла, вглядываясь в которое она могла бы замечать болезненные изме­нения в своей общественной физиономии. Замечать и вовремя изле­чивать или хотя бы наносить макияж. Большевистская печать, неко­гда бичевавшая недостатки влиятельных лиц и учреждений, больше таковых функций не выполняла. Вместо действительного изображе­ния она предлагала читателям аляповатую картинку в стиле социа­листического реализма. На ней партийный работник выглядел геро­ем без страха и упрека: мудрым, самоотверженным, простым и демо­кратичным. Маленький человек, обращавшийся непосредственно к Сталину, заменял собой средства массовой информации. Его письма в Кремль можно сопоставить с осколками разбитого социального зеркала, в которых с чудовищным искажением, неполно и предвзято предъявлялись факты, характеризующие практики государственного

103

управления по ведомствам и территориям. Для верховной власти эти обращения были необходимым условием социального контроля над деятельностью управленческого аппарата. Более того, они позволя­ли постоянно возобновлять прямые связи между вождем и простыми людьми поверх установленных барьеров. Можно согласиться с заме­чанием Д. Быкова, что для Сталина было свойственным «позицио­нировать себя как верховную инстанцию, не зависимую от законов, соратников и даже от здравого смысла»¹.

И если государственный да и житейский резон подсказывал: нуж­но закрывать глаза на некоторые номенклатурные проделки (апокриф эпохи — реакция Сталина на донесение о любовных похождениях прославленного маршала: «Что будем делать, товарищи? Завидовать будем»), то положение заступника всех обиженных и угнетенных обязывало время от времени жестоко карать тех, на кого указывал в своем отчаянном письме очередной маленький человечек.

Нет нужды подробно объяснять, почему сталинской номенкла­туре были противны возобновляемые прямые коммуникации меж­ду верховным правителем и человеком из народа. И дело было не в лицах. Угрюмый и прямолинейный Ф. М. Прасс был руководителем совсем иного масштаба, нежели его смелый, амбициозный и талант­ливый предшественник. Просто маленькие люди покушались на ус­тойчивость бюрократической системы, чем и были опасны.

Когда-то М. Данилкин написал: «Но я почему-то убежден: пока жив Сталин — ничего плохого не случится — сумею доказать свою правоту»².

Касательно себя он ошибся. Его арестовали в январе 1953 года. Михаил Тихонович оказался совершенно прав в другом. С малень­ким человеком — неугомонным барабанщиком — новые власти покончили сразу, не дожидаясь XX съезда. Заявления и жалобы, ад­ресованные ЦК, стали отправлять по инстанциям — к тем, на кого жаловались. Обломки кривых зеркал были сметены в мусор.

¹ Быков Д. Сын сапожника и сын художника//Нева. 2005. № 3. С. 213.

² Данилкин М. Ответ моим обвинителям. Октябрь 1951 //ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 9925. Т. 3. Л. 28.

177

УВОЛЬНЕНИЕ КЕРТМАНА

В начале сентября 1953 г. коммунисты Молотовского государст­венного университета проводили первое в новом учебном году пар­тийное собрание. Секретарь бюро В. В. Кузнецов зачитал «закрытое письмо» ЦК КПСС о преступлениях Л. П. Берии, бывшего долгие годы верным соратником товарища Сталина. После чего приступили к прениям. Осуждали предателя. Призывали друг друга к повышен­ной бдительности. Все шло согласно ритуалу, пока заведующий мас­терскими С. Н. Чусовитин не припомнил старую историю: