В гору

В канцелярию впорхнула улыбающаяся девушка в коричневом лыжном костюме. На аккуратно зачесанных темных волосах неизвестно каким чудом держалась изящная шапочка. Девушка собралась было крикнуть Зенте что-то веселое, но вдруг увидела чужого человека, Озола, — с Ванагом она успела познакомиться уже вчера вечером, — и сразу преобразилась. С лица улетучилась веселость — оно стало робким, глаза приняли невинное и испуганное выражение застенчивого ребенка.

— Простите, я вам помешала, — сказала она, сжав едва заметно накрашенные губы, и хотела уйти.

Озол задержал ее. Это, видимо, Майга Расман, догадался он, и если она в самом деле была такой, как он думал, то стоило присмотреться к девушке поближе.

— Вы, наверное, занимаетесь спортом? — поинтересовался Озол, чтобы завязать разговор. — При вашей профессии это в самом деле очень полезно. Может, вы даже рекордсменка?

— Нет, до этого мне еще далеко, — улыбнулась Майга. — Я всего лишь начинающая.

— Но, может быть, инструктор? У вас в волости, наверное, организована целая команда таких жизнерадостных девушек, как вы? — шутил Озол, с показным восхищением рассматривая ее шапочку.

— Пыталась организовать, но сельскую молодежь трудно заинтересовать спортом, — пожаловалась Майга. — Вот, например, товарищ Зента, — она игриво посмотрела на нее, — засиделась в канцелярии, и я не могу уговорить ее пробежаться по лесу на лыжах. Конечно, виноваты и послевоенные трудности, — Майга перешла на серьезный тон, — у многих нет ни обуви, ни костюмов. Оккупанты обобрали наш народ до последней рубашки.

— Как же вам удалось уберечь от них такой прелестный костюм? — наивно спросил Озол, почувствовав в последних словах Майги фальшь, а не ненависть к фашистам.

— Земля уберегла, — находчиво ответила Майга. — Она же и мой комсомольский билет сберегла.

— Значит, вы из старых комсомольских кадров? — удивился Озол. — При нынешнем недостатке людей, право, грех держать вас на такой скромной должности. Я предложу, чтобы вас перевели в город на более ответственную работу.

Он заметил, что Майга внутренне насторожилась, — такая перспектива ей, очевидно, не нравилась.

— Я очень люблю именно свою работу, — поспешила она ответить. — До войны я окончила курсы телефонисток, но война не дала сбыться моим мечтам о любимой работе. И теперь, когда все исполнилось, я ни на что не променяла бы ни мою работу, ни этот тихий уголок.

— Что же в вашей работе интересного: нажать кнопку, крикнуть «алло, алло» — и все. А мы, заказывая разговор, даже иногда ругаем вас, совсем не зная, какое прелестное, преданное работе существо изо всех сил старается поскорее связать нетерпеливых абонентов. — Озол, улыбаясь, смотрел на Майгу.

— Не льстите, гос… товарищ Озол! — кокетливо воскликнула Майга, покраснев из-за своей обмолвки. — С вами так интересно беседовать, — наклонив голову, она сквозь ресницы посмотрела на Озола, — но, к сожалению, меня ждет работа.

— К сожалению? — подхватил Озол. — А мне показалось, что я чуть ли не преступно отрываю вас от интересной и любимой работы?

— На этот раз — к сожалению! — вздохнув, сказала Майга приглушенным грудным голосом и с проворством газели бросилась к дверям. Оттуда она еще раз оглянулась, лукаво посмотрела на Озола и весело крикнула ему:

— Если у вас есть желание поговорить по телефону, то мой адрес: за этими дверями, третья комната направо!

Озол прочел на лицах Ванага и Зенты недоумение. «Наверное, думают, что товарищ Озол на старости лет рехнулся». Ему стало смешно. В искусстве кокетства она ничего нового не изобрела. Все заимствовано из архива буржуазных барышень.

В сенях хлопнула дверь, затопали ногами, обивая снег. Вошли Гаужен и Лауск, они предложили поехать на мельницу. Все уселись в сани Гаужена, и гнедая лошадка размеренной рысцой повезла их через местечко. Всюду еще виднелись развалины, напоминая о жестокости и варварстве врага.

Они подъехали к мельнице, заброшенно стоявшей на берегу реки; ни тропинки, ни колеи не вело к этому ранее оживленному месту — гнедая даже повела ушами, когда Гаужен повернул ее на снежную целину.

Они прошли через шерсточеску, где стены были разбиты, а обломки машин занесены снегом. Здесь не так-то было просто восстановить разрушенное. Но помещение мукомольни не пострадало, — возможно, у громил не хватило взрывчатки или же они не успели ее использовать.

Потом осмотрели машинное отделение. Никаких бросающихся в глаза повреждений не было. Если у машин не хватало каких-нибудь деталей, то без специалиста этого установить они не могли.

— Мельница зарокочет во что бы то ни стало! — пообещал Ванаг.

Решили заодно осмотреть и коннопрокатный пункт, где еще хозяйничал Калинка. Это был жалкий домишко, вокруг не было ни забора, ни сада, ни деревьев. Кухню наполнял едкий дым, полуразвалившаяся плита не тянула. Жена Калинки, вытирая слезы, хлопотала у плиты. Когда вошедшие поздоровались, она неловко вытерла фартуком испачканные сажей руки, затем провела ими по лицу, оставив на щеках черные полосы.

— Что здесь за коптильня? — воскликнул Ванаг.