В гору

Пока он предавался размышлениям, Салениек в своем рассказе уже ушел порядочно вперед. Ян снова насторожился, когда тот стал рассказывать, что для воспитания характера важно приучать себя делать то, что необходимо, хотя делать этого очень не хочется.

И это правда, думал Ян. Когда даешь одолеть себя лени, то потом становишься таким неряшливым, что даже в воскресенье не хочется лицо умыть. Быть может, у него вся эта вялость оттого, что с малых лет он и переутомлялся и недоедал. Вот когда пас скотину у хозяина и в свободные воскресенья прибегал к матери, конечно, видел — надо бы ей дровишек нарубить, иногда мать, бывало, и сама намекнет: «Если есть у тебя время, Яник, то наруби», — а он только норовит забраться подальше от людей и поспать. Ведь вот как плохо, что тогда никто не учил, как нужно этот, ну, как его, «характер» воспитывать. Надо бы спросить учителя, может, и теперь еще не поздно что-нибудь сделать с собой. Но как тут спросишь, люди еще смеяться начнут.

Когда Салениек кончил, в классе на некоторое время воцарилась тишина. Потом Зента, сидевшая впереди за столом, начала аплодировать, и к ней присоединились все слушатели. Наконец и Ян ударил в ладоши, но позже всех, когда аплодисменты уже стихли; смущенно оглядываясь, он продолжал хлопать до тех пор, пока Эмма не толкнула его локтем, тогда он перестал.

Зента встала и спросила, не будет ли вопросов. Если чего не поняли, пусть смело спрашивают — товарищ Салениек все объяснит.

Яну очень хотелось спросить — как же быть с характером, можно ли еще себя переделать или же следует махнуть рукой: какой есть, таким и останешься, ничего тут не поправишь. Но ему было стыдно говорить в присутствии стольких людей, еще будут смеяться. Он ждал, может быть, кто-нибудь другой, в его возрасте, заинтересуется и спросит то, что ему так хотелось знать.

Слушатели молчали, косясь один на другого. Никто не осмеливался говорить, хотя охотно послушали бы еще, в особенности какие-нибудь практические советы о воспитании. Зента еще раз напомнила, что нечего стесняться, но и это не помогло. Молчание продолжалось. Зента беспокойно повернулась, и Яну показалось, что сейчас она распустит всех по домам, если уж нечего больше сказать. «Вот как оно получается, — подумал Ян, — а ведь учитель сказал: обязательно заставь себя сделать необходимое, хотя и не хочется делать, — именно этим характер и воспитывается». Ему не хотелось говорить в присутствии других. Но теперь именно надо бы себя заставить. Зента уже встала со своего стула и начала:

— Так как вопросов нет, то закроем сегодняшнее собрание. Поблагодарим…

— Прошу, у меня был бы… я хотел кое-что… — бессвязно выпалил Ян, вскочив на ноги.

— Слово предоставляется товарищу Приеде, — заявила Зента и села.

— Прошу, я хотел… я хотел бы знать… могу ли перевоспитать свой характер? — наконец выговорил он свой вопрос.

Некоторые девушки прыснули со смеху, но их осадил строгий взгляд Зенты.

Салениек серьезно объяснил, что воспитывать характер никогда не поздно. Главное, нужно иметь твердое намерение переделать себя, освободиться от плохих качеств.

— Товарищ Приеде поставил очень важный вопрос, спасибо ему за это. Нам всем следует подумать над тем, как отрешиться от многих таких черт характера, которые при новом, советском строе будут нам большой помехой: от безразличия к обществу, к общественной собственности, от стремления жить только для себя, искать только для себя пользу. Для советского человека такие качества не годятся.

Некоторые мамаши беспокойно заворочались, даже встали, собираясь уходить. Но Салениек не обращал на них внимания. Он довольно долго еще рассказывал, каким должен быть и каким не должен быть советский человек. Ян услышал, как перешептывались две его соседки.

— Ну, совсем как коммунист говорит, — сказала одна.

— Разве ты не знаешь — чей хлеб ест, тому и подпевает, — шепнула другая в ответ.

— Как же он не боится — немцы ведь еще близко, в Курземе? — удивлялась первая.

— Что ему — вернутся немцы, он перекрасится, — уверенно сказала вторая.

— Стать советским человеком это не значит перекраситься, — продолжал Салениек. — Недостаточно примкнуть к новой жизни, ее нужно понять. Надо видеть большие цели, которые указывает большевистская партия. Но об этом поговорим в другой раз.

Ян вышел вместе с Эммой. Она уже успела спросить Эдвина, что он думает о переходе на коннопрокатный пункт, и мальчик сразу же согласился — уж очень ему надоела опека в доме дяди.

— Значит, ты придешь? — переспросил Ян, прощаясь.

— Да, приду, — ответила Эмма.

Ванаг вышел из школы вместе с Мирдзой и Зентой. Мирдза в шутку предложила обоим проводить ее домой; они, не долго думая, согласились.

— Я иду потому, что мне очень не хочется идти, — шутила Зента, — но так как мне не хочется, то я должна идти, чтобы воспитать характер.

— В таком случае, мне опять-таки не надо было бы идти, так как мне как раз хочется идти, — вставил Петер тем же тоном.