В гору

Счастлив тот муж, у кого жена не похожа на куклу, которую носят на руках, у кого она друг и боевой товарищ. Таким другом Эльза была для Бауски. «А Оля у меня такая?» — подумал он и тут же вспомнил свое возвращение и пережитые тогда сомнения. Оля не была такой, как Эльза, личное горе надломило ее, как ветер надламывает хрупкий цветок. «Я начинаю их обоих сравнивать и это уже нехорошо», — вдруг прозвучали у него в ушах слова Эльзы, сказанные ею осенью, когда она только что вернулась в родные места и обратилась к нему за советом, как «к сильному человеку». Почему он сравнивает свою жену с Эльзой? Может быть, потому, что образ Эльзы стоит перед его глазами — больной, трогательный, хрупкий ребенок, которого хочется утешить, приласкать, быть к нему добрым, вызвать улыбку на бледном лице с темными полукружьями под глазами? Но Эльза не нуждается в таких утешениях, ее душевная сила вызывает уважение, пробуждает желание иметь такого стойкого и нежного друга. Озол покачал головой. Теперь он возвращается домой и ежедневно будет уделять хотя бы немного времени Оле. Надо помочь ей подняться, увлечь ее за собой. Они с Мирдзой как бы выбрали себе в жизни лучшее — целеустремленную общественную работу. Оле они оставили лишь заботы о доме, о них, о пище и одежде. И даже кажется естественным, что она вяжет чулки и перчатки, зашивает или штопает белье и никто ей не рассказывает, что пишут в газетах, не читает ей новых книг, которые отвлекли бы ее мысли от иголки, открыли бы широкие горизонты.

С такими намерениями он через несколько дней возвращался в родной дом.

Новому назначению Озола больше всех радовалась Мирдза. Ей казалось, что с приездом отца работа в волости примет тот размах, который она наблюдала в городе. Волость больше не будет казаться маленьким провинциальным захолустьем с резко очерченными границами, но сольется с уездом, с республикой, со всем обширным Союзом.

Ольга, правда, улыбалась, помогая мужу раскладывать привезенные связки книг, но в то же время на ее лице отражалось опасение и даже страх, который она вначале пыталась скрыть, но потом все-таки, не стерпев, высказала:

— Откровенно говоря, мне, Юрис, не очень нравится, что ты перебрался к нам.

— Что же это ты — на старости лет разводиться, что ли, со мной хочешь? — шутил Озол. — Ну, конечно, что тебе за интерес с таким полуинвалидом.

— Да нет! — воскликнула Ольга, опустив голову. — Скорее уж тебе может не понравиться такая седая жена.

— Я всегда очень уважал седые головы, — продолжал Озол шутить, погладив волосы жены. — А вот тебе почему-то не нравится, что я перебрался в семейное гнездо.

— Ты не хочешь меня понять, — Ольга стала серьезной. — Пока ты жил там, в городе, я была за тебя спокойна. Но здесь, да еще на такой должности! Сам знаешь, что бандиты норовят убить тех, кто от новой власти. Вон что случилось с Бауской. Пусть и говорят, что муж Эльзы отомстил, но тут и другое было. А Салениека так избили, что и сейчас порой теряет сознание.

— Ну и что ж! — заметил Озол. — Ведь кто-нибудь да должен здесь работать.

— Но почему именно ты… — пробормотала Ольга.

— А почему именно другой? — горячился Озол. — Если бы солдаты спрашивали — почему мне надо идти на передовую, а не другому?

— Но здесь ведь не война, — неуверенно пыталась возражать Ольга.

— И здесь война, и, может, она будет более продолжительной, чем на фронте, — резко ответил Озол. — А мое место на передовой линии, если уж не там, то здесь.

Ольга замолчала. Долго молчал и Озол. Против своей воли он снова стал сравнивать двух женщин — Эльза не побоялась пустить Бауску в волость, в которой свирепствовали бандиты, не сказала: «Почему именно тебе надо ехать?» И снова ему пришлось заставить себя отогнать эти воспоминания и думать только об Ольге. Он взял ее за обе руки и, крепко сжимая их, сказал:

— Оля, милая, почему ты не хочешь быть моим боевым товарищем? Ты мне больше поможешь, если станешь рядом со мной. И если нужно будет, зарядишь и подашь оружие. А не так, как сейчас, — ходишь за мной и охаешь.

— Ты за эти годы стал таким странным, — сказала Ольга. — Мне все кажется, что семья тебя больше не интересует.

— Это не так! — протестовал Озол. — Совсем не так. Моя семья только стала более многолюдной, — улыбнулся он. — И ты, наверное, ревнуешь, что все свои мысли я не могу посвятить лишь вам троим! Ну, признайся!

— А ну тебя, Юрис, когда ты говоришь, я не могу понять — всерьез ты или в шутку, — уклонилась Ольга от ответа.

— Нам надо заново знакомиться, Оля, — смеялся Озол. — За эти годы я, действительно, изменился. Но не думай, что оставлю тебя неизменившейся — хочешь того или не хочешь, но я не позволю тебе только возиться по дому.

— Да куда уж мне, — отмахнулась Ольга. — Пусть молодые занимаются, Мирдза такая проворная. Не знаю — в кого она уродилась.

— В свой век уродилась! — подхватил Озол. — Нехорошо хвастаться своим ребенком, но Мирдза мне нравится. Она еще не сложилась, все в ней бродит и формируется, но в ней чувствуется жизнь, молодость всей страны.

— Не такая, как я, — добавила Ольга.