В гору

— Пишет, что Лаймон, наверное, остался у англичан. Ах, боже, боже, когда я дождусь своих сыночков! — запричитала Балдиниете, забыв, что она плачется перед отцом, который потерял своего сына и никогда больше его не дождется. — Если вы не хотите мне помочь, — протянула она разочарованно и даже обиженно, — тогда другое дело. Так нечего мне понапрасну говорить. — И она взяла со стола письмо и бережно сунула в карман.

— Вы не хотите меня понять, — сказал Озол. — Поверьте, никого не обидят. Дайте же срок выяснить. В легионах были и такие, которые добровольно пошли воевать против большевиков. Разве таких можно пустить домой? Нельзя. Они будут вредить нам.

— Но Ольгертинь не пошел добровольно, — продолжала Балдиниете свое, и Озолу пришлось отказаться от надежды растолковать ей смысл и логику всего происходящего. Она ушла, обиженная несправедливостью, причиняемой ее Ольгертиню.

Вернулась Мирдза и рассказала, что ее бригада сегодня сжала весь хлеб Марии Перкон. Озол заметил, что дочь чем-то взволнована и озабочена, видел, что она хочет поговорить с ним о чем-то неприятном.

— Говори, Мирдзинь, смело, — подбодрил он ее.

— Опять начинается! — возмущенно воскликнула Мирдза. — Бандиты снова начинают запугивать людей.

— Что-нибудь серьезное? — спросил Озол.

— Очень серьезное. Вчера Майлен вез рожь, но в бору на него напали бандиты, разрезали мешки и высыпали зерно. Пригрозили, что так поступят с каждым, кто повезет большевикам хлеб.

— Майлен сообщил милиционеру? — коротко спросил Озол.

— Нет. Боится. Жена рассказала соседке, та — другим, и теперь об этом шепчутся во всей волости. Сегодня хлеба никто не повез.

Весной и летом, со времени убийства Бауски, было спокойно, видимо, бандиты притихли или орудовали в другом месте. Проведенная летом кампания с призывом властей выходить из лесов и честным трудом искупить дезертирство из Красной Армии в волости не дала результатов. Приехавшие из Риги представители власти, конечно, не скрывали, что убийцы понесут наказание, но обещали снисхождение тем, кто прячется в лесах под влиянием немецкой пропаганды. Но весьма возможно, что эти последние живут под двойным страхом, — с одной стороны, они опасаются, что их обвинят в пособничестве бывшим шуцманам, с другой, — боятся мести этих шуцманов, если решат вернуться к честной трудовой жизни.

Летом было тихо, если не считать нескольких ограблений, которые были делом рук Рудиса Лайвиня, бывшего волостного посыльного, а потом счетовода подсобного хозяйства. Выяснить, все ли преступления совершены только им, не удалось — в какой-то усадьбе парень напоролся на засаду истребителей, хотел бежать, но был застрелен. Но по тому, что грабитель почти всюду вел себя одинаково, можно было судить, что это был он.

Но случай с Майленом — не просто ограбление, здесь был явный расчет запугать крестьян, чтобы сорвать выполнение плана поставок.

Вдруг, что-то сообразив, Озол сказал Мирдзе:

— Я поеду в город не завтра, а послезавтра.

На следующее утро Озол пошел в исполком. По дороге он зашел на почту и побеседовал с Кадикисом. Затем обратился к телефонистке Расман и попросил вызвать город. Ожидая соединения, он присматривался к Майге и заметил какие-то изменения в ее внешности. В ее глазах не было прежнего задора, оформляя заказ, она посмотрела на Озола серьезно и деловито. Ее волосы были гладко зачесаны, с пробором посередине; на ней было простое шерстяное платье, нитяные чулки и сандалии с деревянной подошвой — так теперь выглядела Майга. Кадикис рассказал, что она теперь усердно изучает историю партии и время от времени обращается к нему за консультацией. «Многое она затвердила наизусть, но когда я задаю какой-нибудь вопрос, где требуется понимание, тогда головка ее уже не варит», — сказал он.

Озолу не пришлось долго ждать; соединившись с уездным комитетом, он сообщил, что выедет послезавтра с утра. На вопрос, как дела в волости, ответил, что хорошо; все по мере сил усердно работают на уборке оставшихся яровых, частично обмолотили озимые и возят хлеб на приемный пункт.

Он поблагодарил Майгу за разговор и пошел в исполком. Ванаг выглядел мрачно — прошлой ночью была испорчена молотилка. Кто-то засунул в сноп ржи ручную гранату — взрывом разбило барабан и поранило подавальщику руку. Это было явное вредительство, но найти виновного — нелегкая задача. Сегодня Саулит со своими кузнецами занимается ремонтом машины, но несколько дней все же придется потерять.

— Всюду эти негодяи путаются под ногами, — злился Петер. — А когда работа не идет как следует, люди винят нас.

— Мы тоже виноваты, — ответил Озол и, встретив недоуменный взгляд Ванага, добавил: — Виноваты в том, что до сих пор не сумели избавиться от этой нечисти. Майлен хотел вовремя рассчитаться с государством, а ему не дали. Зерно теперь рассыпано на дороге, и Майлену придется везти вторично; совершенно естественно, что он и другие вправе требовать, чтобы государство позаботилось об их безопасности. Каждому в отдельности бороться с бандитами не по силам.