В гору

— Тебе надо было иначе уложить волосы, — вдруг нарушила Мирдза тишину и, не давая наступить молчанию, продолжала: — Посмотри в зеркало — когда ты опускаешь локоны книзу, лицо становится шире. Попробуем иначе, мне кажется, тебе надо на лбу зачесать волосы кверху, а на затылке — спустить книзу. Вот так, — она взяла из рук смутившейся девушки гребенку и начала орудовать над ее прической.

Остальные с любопытством следили за Мирдзой, и она поняла, что в дальнейшем их отношения зависят от того, насколько ей удастся показать ловкость в парикмахерском искусстве, в котором у нее не было почти никакого опыта, так как ее собственные волнистые волосы не требовали применения бумажек. При помощи шпилек Мирдзе удалось уложить каштановые волосы девушки так, как ей хотелось, и грубоватое лицо обрело совсем иной, более утонченный облик.

— Ника, так на самом деле лучше! — воскликнула девушка, лежавшая в постели и, откинув одеяло, начала торопливо одеваться.

— Значит, ты — Ника?

— Доминика, — поправила та.

— Но Ника звучит лучше, — заметила Мирдза. — Ты из Латгалии?

— Да.

— Поэтому местные нас и недолюбливают, — вдруг заговорила девушка, встретившая Мирдзу во дворе так неприветливо.

— Почему ты так думаешь? — удивилась Мирдза.

— А как же! Летом мы пошли на вечеринку, так ни один здешний парень не пригласил нас танцевать, — пожаловалась она. — Хорошо, что с нами были свои парни. А то сидели бы всем на смех.

— Знаете что, мы могли бы устроить вечер здесь, на коннопрокатном пункте, — Мирдзе казалось, что она может взяться за выполнение своего задания. — Приготовим программу с песнями, танцами, декламациями. Быть может, даже пьеску поставим.

— Слушай, Янина, это было бы здорово, — воскликнула Ника.

— И вы думаете придет кто-нибудь сюда? — мрачно заметила Янина.

— Вот я и узнала, как тебя зовут, — улыбнулась Мирдза. — Не беспокойся, придут. Ни одного свободного места не останется.

— Это — Мирдза Озол, комсорг волости, — вдруг сообщила Янина подругам, и в ее голосе прозвучало нечто вроде предупреждения.

— А-а, — протянула девушка, до сих пор молчавшая. Голова у нее была повязана белым платочком, из-под которого выбивались рыжеватые кудри. Лицо — белое, не-загоревшее, с веснушками на прямом и красивом носу и на щеках. Шея, как обычно у рыжеволосых, тоже белая, словно точеная. Зеленоватые глаза, одновременно задорные и немного грустные, внимательно разглядывали Мирдзу.

— Мы — несознательные! — с насмешкой сказала вдруг рыжеволосая.

— Что ты, Ася, всегда с этим, — упрекнула Ника и, посмотрев на Мирдзу, объяснила: — Так нас в совхозе прозвали. Комсорг забежал на пять минут, сказал, кто хочет вступить в комсомол — пусть запишется. А у Аси в тот вечер болели зубы, и она была зла на весь мир.

Четвертая девушка — Текла, с продолговатым, сухощавым лицом, тем временем оделась в воскресное платье и попросила Мирдзу помочь ей уложить волосы, как Нике. Но ей такая прическа не шла, и Мирдзе пришлось несколько раз заново перекладывать ее волосы, пока не удалось подобрать наиболее подходящую прическу. Ася тоже сняла косынку и открыла свои рыжие волосы, которых она стыдилась, сама не зная почему. Волосы у нее были средней длины и, свисая прямо вниз, не украшали головы. Мирдзе казалось, что надо было бы «подправить» затылок, это открыло бы красивую шею Аси и придало голове благородную осанку. Текла сразу же разыскала ножницы и принялась подстригать ей волосы.

— В замке такой большой зал, и пока нет Народного дома, в нем можно бы устраивать вечера, — продолжала Мирдза. — Надо посмотреть, нельзя ли там смастерить и сцену. Ребят у вас много?

— Вместе с кузнецами — пять человек, — поспешила сообщить Ника. — У Стасика хороший голос. Ой, сколько он разных песен знает!

— Получился бы хороший вечер. Мы давно ничего не устраивали. И вдруг перед Октябрьскими праздниками появится объявление: «Машинный и коннопрокатный пункт в своем помещении устраивает вечер!»

— Янина, ты будешь плясать! — Ника бросилась подруге на шею. — Да? Янина, миленькая, не откажешься? Ну, не упрямься! Она хорошо пляшет русскую, — пояснила Ника.

— У меня нет костюма, — отговаривалась Янина.

— Сошьем, — пообещала Мирдза. — Найдем для этого материи.

— Мне надо идти коров доить, а то хозяйка опять будет ворчать, что только знаем заниматься пустяками да спать, — Янина освободилась от объятий Ники.

— Я схожу вместо тебя, если ты пообещаешь сплясать, — упрашивала Ника.

— Могу и сама пойти, — Янина надвинула на глаза платок и вышла.

— Почему она такая… — грустная? — Мирдза чуть не сказала «упрямая».

— Одна на всем белом свете осталась, — рассказывала Ника. — У нас есть — у кого отец, мать или брат, а у нее нет никого. Прежде они всей семьей ходили на заработки. Перед войной получили свою землю, но когда пришли немцы — отца и мать сразу же убили. Брата замучили в тюрьме. Сестру угнали в Германию. Два других брата эвакуировались и погибли на фронте. Янина убежала из своих краев и работала у кулаков. Теперь она круглая сирота.

— А почему она так к комсомолу относится? — допытывалась Мирдза.