У нее было великолепное тело зрелой матроны.
В одежде она казалась компактной.
А в голом виде это была царица, владычица, хозяюшка, начальница, богиня.
Она лежала на узкой кровати с закрытыми глазами, приглашая меня рассмотреть её и восхититься.
Она сказала:
– I have gone so very far to deny death, dear.
У меня до сих пор звучат в ушах эти слова, и я не могу поверить, что это лишь далекое воспоминание из канувшего в небытие 1996 года.
Но прошлое никогда не кончается, как сказал Фолкнер.
Мой член и сейчас непроизвольно встаёт при мысли о нагой Патти, как он встал тогда – в той осиной комнатушке.
Я вдруг стал спокойным, холодным.
Я стал Дон Жуаном.
Я погладил сухой ладонью выпуклый живот Патти и поцеловал её в шею.
Помня о фурункуле, я не стал раздеваться, а просто начал её харить, предварительно подложив подушку под её ягодицы.
Повторяю: я был холоден и неистов одновременно.
Настоящий ёбарь.
Она была в восторге, судя по заигравшей на её губах улыбке.
Она запела что-то вроде:
– У-ли-ти-ти-тю-у-ли…
Она задрала свои царские ноги и положила их на мои плечи.
В ходе этой операции я узрел нечто, чего никогда в жизни не видел.
Ни до ни после.
У Патти Смит были волосатые пятки.
Я не шучу, не вру, не юродствую, не издеваюсь: ВОЛОСАТЫЕ ПЯТКИ.
– У-ли-ти-ти-тю-уу-ли…
13
Когда-то, задолго до встречи с Патти, я читал сказки одного африканского народа, где говорилось о колдуньях, которых можно узнать по волосатым пяткам.
Помню, я тогда поразился и восхитился.
Люди думают, что сказки – небылицы.
Но я уверен, что любая небылица – святая правда.
Любая байка – истинная реальность.
Прочитав про волосатые пятки в африканской сказке, я испытал восторг и ужас.
А в доме Берроуза я воочию увидел волосатые пятки Патти.
Они были совершенно такие, как в тех сказках.
И вот что самое удивительное: они меня нисколько не охладили.
Я не почувствовал ни отвращения, ни тревоги, ни испуга.
Мой мужской аппетит не пропал, моя сила удесятерилась, моя похоть обострилась до предела.
Я дрючил её и дрючил.
У меня был железный стояк, как у Геркулеса.
Но я не мог кончить.
Это тоже случилось со мной впервые: невозможность кончить.
В прошлом, бывало, я кончал раньше, чем надо.
Да, чёрт возьми, бывало.
Бывало и так, что я сильно задерживался с этим. Но чтобы совсем не кончить – такое случилось только с Патти.
Неужели дело было в её пятках?
Я пилил её мощно, а вот кончить не получилось. Зато она кончила целых пять раз (сама мне потом сказала).
– Ули-ли-тю-ти-ли-у-ли…
14
После этого мы сидели в холле и опять ели тосты с пармезаном.
И запивали их ледяным пивом.
И улыбались друг другу.
Патти сказала:
– Знаешь, когда я была маленькой, мой отец будил меня пощечинами каждое утро. Он работал на заводе и не очень церемонился с нами. Он поднимал меня, моих сестёр и брата оплеухами, от которых у нас ещё два часа горели щёки. Мы орали благим матом, так что соседи тоже не нуждались в будильнике: наши вопли их будили. Можешь себе такое представить?
Я сказал, что хорошо представляю.
Я тоже не любил вставать по утрам в школу.
А Патти:
– Всё это давно миновало. И они уже не с нами. They’re all dead now and perhaps I am too, my dear.
– Кто? – спросил я.
– All of them, – сказала Патти.
Я подумал, что она говорит о Роберте Мэпплторпе.
Или, может, о своём папе?
Или о Пабло Неруде?
Или о Клюеве?
Или об Артюре Рембо?
Или ещё о ком-то?
У неё были грустные глаза и густые брови.
Она закурила сигарету без фильтра: Natural American Spirit.
Она была одета в роскошную чёрную блузку.
Или это была мужская рубашка?
После нашего совокупления кожа на её скулах пылала.
И эти припухшие губы…
И волосатые пятки…
Она сказала:
– Где же Уильям? Куда они делись? Мы ведь их гости.
Если не ошибаюсь, она мне ещё сказала:
– I think you’re excrement, my dear.
Или мне это только показалось?
Я посмотрел на неё недоуменно.
А она:
– Кто ты? На самом-то деле?
Я не знал, что ответить.
Мой английский язык никуда не годился!
А Патти:
– Я не знаю, кто я. А ты знаешь?
– Ты – Патти.
– Патти?
– Патти.
– Правда Патти?
– Правда.
– Я не уверена… А если даже и Патти, то какая Патти?
Я хотел сказать: «Патти Смит», но подумал, что это глупо.
И, возможно, это было неправдой.
Может, она была вовсе не Патти Смит, а Дебби Харри.
Или Мата Хари.
Или София Ротару.
Или…
А она снова:
– Где же Уильям? Куда он делся?
15
Наконец – уже к вечеру – мы увидели их обоих: Берроуза с бледным умытым лицом и Грауэрхольца в свежей ковбойской рубахе.
Им доставили пиццу и чизбургеры из какого-то ресторана, и мы с удовольствием порубали и проглотили по два стакана vodka-and-Coke, а потом ещё по чашке крепкого чая.
Во время ужина Берроуз спросил меня:
– У тебя есть деньги?
– Нету.
Он усмехнулся:
– Ну, это обычное дело. У одних людей есть деньги, а у других нету. В этом случае те, у кого есть деньги, покупают тех, у кого их нету. Ты должен понять эту систему, русский, чтобы лучше устроиться на свете. Или ты не хочешь устраиваться, а предпочитаешь побыстрей смыться?
Я промямлил, что устраиваются одни подонки.
Патти рассмеялась.
А Грауэрхольц спросил:
– Уильям, ты хочешь сэндвич с арахисовым маслом?
– Не откажусь, – сказал Берроуз.