В гостях у эмира Бухарского

Зеркальная зала показалась мн теперь боле эффектною, чмъ при дневномъ освщеніи. Посредин ея былъ накрытъ большой широкій столъ на низенькихъ ножкахъ, красиво уставленный множествомъ всевозможныхъ лакомствъ и бронзовыхъ шандаловъ съ зажженными свчами, а по об стороны отъ входа, вдоль боковыхъ стнъ, во всю длину ихъ, стояли трехъ-ярусныя горки, тсно уставленныя еще большимъ количествомъ всевозможныхъ канделябровъ и даже бра, простыхъ и парныхъ шандаловъ и разнообразнйшихъ подсвчниковъ, отъ старинныхъ бронзъ рококо и египетскаго стиля до новйшихъ произведеній Кумберга, Шталя и Шопена. Это была въ своемъ род цлая выставка бронзъ, гд высоко-изящныя художественныя произведенія мшались какъ попало съ рыночными издліями, въ которыхъ недостатокъ вкуса восполнялся избыткомъ блеска. Но въ общемъ все это, переполненное горящими свчами, производило очень блестящій эффектъ, въ особенности благодаря сплошному ряду стнныхъ зеркалъ, гд вся эта иллюминація отражалась цлыми миріадами огненныхъ клубковъ и букетовъ, вереницами искристыхъ гирляндъ и мигающихъ звздочекъ, и такъ какъ зеркала обрамляли собою сплошь вс четыре стны, то отраженія огней продолжались въ безконечность. Около горокъ все похаживалъ какой-то блобородый почтенный старикъ, держа въ рукахъ на жестяномъ лоточк свчные щипцы, давно уже вышедшіе изъ употребленія въ Россіи съ распространеніемъ стеариновыхъ свчъ, но которые очень хорошо еще помнятъ наши бабушки и матери. Дло въ томъ, что иллюминація эта боле чмъ на половину состояла изъ сальныхъ свчей, которыя быстро нагорали и оплывали, заливая потоками сала великолпнйшія бронзы канделябровъ и шандаловъ, и обязанность почтеннаго чалмоноснаго старца состояла въ томъ, чтобы съ помощью щипцовъ снимать свчной нагаръ. Въ этой спеціальности и заключается вся его придворная штатная должность, функціи которой, однако, не распространяются, повидимому, на содержаніе въ чистот и порядк самыхъ подсвчниковъ, ибо многія изъ этихъ прекрасныхъ бронзъ отъ долговременнаго засаленія уже покрылись гарью.

Четыре большія металлическія жаровни стояли на полу по сторонамъ достарханнаго стола, распространяя пріятное тепло и ароматъ отъ посыпаемаго на уголья древеснаго желтаго порошка «сумбуль», ароматъ очень своеобразный, но пріятный, хотя и дйствующій на нервы нсколько одуряющемъ образомъ. Впрочемъ, послднее быть можетъ скоре надо приписать углямъ, чмъ сумбулю.

За достарханомъ присутствовали Османа-куль перваначи, Дурбинъ-инакъ, дярбанъ, двое адъютантовъ эмира, двое удайчи съ жезлами, оба наши мурзы юзъ-баши и Джеллалъ-Эддинъ, толмачъ эмира, иэъ русскихъ татаръ, служившій нкогда переводчикомъ у генерала Абрамова, а потомъ у самаркандскаго узднаго начальника, маіора Арендаренко. Теперь, перейдя на службу къ эмиру, онъ носитъ чинъ марахура и парчевый халатъ, надтый поверхъ русской поддевки. Лицо у этого парня смышленое, выразительное, но, Богъ его знаетъ почему — весь онъ со всми своими ухватками и ужимками ужасно напоминаетъ рутинный типъ всероссійскаго нигилиста трактирнаго пошиба, сколь это ни странно казалось бы. Съ разбитною развязностью, въ род московскихъ половыхъ или маркеровъ, подошелъ онъ къ князю Витгенштейну и, первый протянувъ руку, отрекомендовался ему по-русски, но въ тон и манер его проглядывало желаніе дать почувствовать, что теперь ему самъ чортъ не братъ и въ сущности на все наплевать, потому что и самъ онъ нынче большая особа. Совершивъ развязное рукопожатіе послдовательно всмъ членамъ посольства, Джеллалъ-Эддинъ однако же вслдъ затмъ весьма скромно услся, весь какъ-то съежась и сконфузясь, на самомъ краю стола, «на послднемъ мст». Такая неожиданная метаморфоза произошла въ немъ сразу, вдругъ, посл того какъ перваначи, найдя вроятно его прыть совсмъ неумстною, строго посмотрлъ на него продолжительнымъ и пристальнымъ взглядомъ: дескать, «потише, любезный, потише! Знай свое мсто!»