В гостях у эмира Бухарского

Въ 615 (1218) году монгольскія полчища Чингисъ-хана изъ глубины Гобійской степи наводнили собою многія мусульманскія страны Средней Азіи, а годъ и нѣсколько мѣсяцевъ спустя дошла очередь и до Бухары. Причиной этого нашествія было то, что Султанъ-Магометъ, властитель Бухары, спьяну велѣлъ казнить 490 монгольскихъ купцовъ, заподозривъ въ нихъ соглядатаевъ Чингисъ-хана, а затѣмъ казнилъ и посла, отправленнаго въ нему Чингисомъ спеціально для разъясненія этого дѣла.

Чингисъ подошелъ къ городу въ первые три дня могаррема [148]617 (1220) года и расположился станомъ подъ его стѣнами. Бухара, располагавшая всего лишь 20,000 воиновъ, рѣшилась защищаться, но вылазка бухарскаго гарнизона окончилась такимъ пораженіемъ, что лишь немногимъ удалось вернуться въ городъ. Тогда устрашенные обыватели отправили къ Чингису почетныхъ лицъ молить его о пощадѣ, и монгольскій джигангиръ [149]въ сопровожденіи ихъ торжественно вступилъ въ городъ. Здѣсь прежде всего обратилъ онъ вниманіе на великолѣпное зданіе большой соборной мечети, построенной еще эмиромъ Измаиломъ, и спросилъ, не дворецъ ли это хана. Ему отвѣчали, что это «домъ Божій». Тогда Чингисъ сошелъ съ лошади, поднялся на паперть и возгласилъ оттуда сопровождавшимъ его монгольскимъ полкамъ: «Лугъ скошенъ, кормите вашихъ коней!» Эти слова были какъ бы сигналомъ къ неистовой рѣзнѣ и грабежу всего, что нашлось въ городѣ. Историки этого погрома, Джувейни, Ибнъ-уль-Атгиръ и другіе изображаютъ его яркими и ужасными красками. «Не только всѣ дома и всѣ сундуки были разбиты и похищены изъ нихъ всѣ сокровища, говоритъ Джувейни, но не были пощажены даже священные предметы, ни по виду, ни по достоинству своему не представлявшіе рѣшительно никакой цѣнности въ глазахъ грабителей. Такъ, кораны были изорваны и разбросаны подъ ноги вьючнымъ животнымъ вмѣсто подстилки, а лари, въ коихъ хранились священныя книги, обращены въ ясли для корма лошадей. Самые почтенные шейхи и муллы, свѣтила мудрости и учености, должны были прислуживать бражничавшимъ ратникамъ въ качествѣ шербетъ-бярдаровъ [150]и убирать за ихъ ишаками, какъ конюхи». Пробывъ въ городѣ нѣсколько часовъ, Чингисъ выѣхалъ на Мосаллу, открытую загородную площадь, служившую для общественныхъ молитвъ, куда уже заранѣе было согнано все городское населеніе, и велѣлъ представить себѣ самыхъ знатныхъ и богатыхъ обывателей, которыхъ набралось здѣсь 280 человѣкъ и въ томъ числѣ 90 иноземныхъ купцовъ. Обратясь къ нимъ, онъ сказалъ: «Знайте, люди, что вы совершили тяжкіе грѣхи, въ которыхъ болѣе всѣхъ виноваты ваши правители» (намекъ на Султанъ-Магомета). «Вы недоумѣваете, кто это такъ говоритъ съ вами? Такъ знайте же, что я бичъ Божій. Не согрѣши вы, Богъ не послалъ бы меня для своей кары надъ вами». Приставивъ къ выборнымъ города охранную стражу, Чингисъ занялся при ихъ посредствѣ приведеніемъ въ извѣстность земельныхъ участковъ и количества получаемыхъ съ нихъ доходовъ. А тѣмъ временемъ остатки войскъ Султанъ-Магомета, скрывавшіеся въ урдѣ, еще не взятой приступомъ, не переставали тревожить его станъ мелкими ночными нападеніями. Чингисъ потребовалъ ихъ выдачи, чего выборные, конечно, не могли исполнить, тѣмъ болѣе, что населеніе оказывало своимъ войскамъ тайную поддержку. Тогда Чингисъ велѣлъ сжечь городъ и разрушить до основанія его стѣны. Нѣсколько дней горѣла Бухара, пока вся не обратилась въ груду мусора, а гарнизонъ въ урдѣ все еще не сдавался. Монголы нѣсколько разъ пытались было брать ее приступомъ и заставляли горожанъ-бухарцевъ лѣзть впереди себя на штурмовыя лѣстницы, но гарнизонъ продолжалъ держаться. Наконецъ цитадель была взята только тогда, когда трупы людей и животныхъ, заполнивъ ровъ, образовали собою какъ бы гору, примкнутую къ стѣнѣ, и по этой-то горѣ поднялись на верхъ стѣны безчисленныя толпы монгольскихъ ратниковъ. Гарнизонъ весь былъ вырѣзанъ, и вмѣстѣ съ нимъ та же участь постигла и 30,000 горожанъ, казненныхъ чрезъ палача на площади, а остальные, безъ различія званія, кромѣ стариковъ и слабосильныхъ, были уведены въ неволю и разсѣяны въ разныя стороны. Ибнъ-уль-Атгиръ повѣствуетъ, что «въ тотъ ужасный день только и слышались стоны и вопли мужей, женъ и дѣтей, разлучаемыхъ навѣки. Монголы насиловали женщинъ и дѣвицъ предъ глазами ихъ мужей, отцовъ и братьевъ, которымъ въ ихъ безсиліи оставались оружіемъ однѣ слезы, и многіе изъ такихъ, предпочитая смерть столь возмутительному зрѣлищу, бросались на оскорбителей и погибали въ неравной, борьбѣ».

Послѣ Бухары та же участь постигла и Самаркандъ, который, такъ же какъ и цитадель его, былъ сравненъ съ землей, а жители, лишенные всего имущества, уведены въ рабство. Словомъ, всѣ цвѣтущіе города Средней Азіи были обезлюжены и обращены въ груды развалинъ. Трансоксанія обращена въ одну изъ провинцій громадной Монгольской имперіи подъ именемъ Чагатайскаго ханата, и властвовать въ ней остался родъ Чагатая, втораго сына Чингисова, династія котораго продержалась съ небольшимъ перерывомъ на бухарскомъ престолѣ до самаго появленія на политическомъ поприщѣ Тимурленга.