В гостях у эмира Бухарского

Верстахъ въ шести отъ границы, въ небольшой котловинѣ, встрѣтилъ насъ старый нашъ знакомецъ токсаба Рахметъ-Улла, высланный эмиромъ на встрѣчу посольству для передачи намъ первыхъ привѣтствій его высокостепенства. Токсаба, въ бѣлой чалмѣ и парчевомъ халатѣ, опоясанный широкимъ поясомъ, съ висѣвшею на немъ кривою хорасанскою саблей, сидѣлъ верхомъ на красивомъ аргамакѣ, впереди свиты изъ разныхъ бухарскихъ чиновниковъ и джигитовъ. Нѣсколько въ сторонѣ отъ этой красивой группы стояли двѣ коляски, присланныя эмиромъ для посольства. При нашемъ приближеніи, токсаба съ бухарцами слѣзли съ лошадей и сдѣлали нѣсколько шаговъ къ намъ на встрѣчу. Мы тоже вышли изъ экипажей и. размѣнялись обоюдными привѣтствіями, которыя сопровождались освѣдомленіями о взаимномъ здоровьѣ и благополучномъ путешествіи, а также о здоровьѣ высокостепеннаго эмира и туркестанскаго генералъ-губернатора. Токсаба объяснилъ, что ему поручено состоять при посольствѣ и сопровождать его до города Шаара, гдѣ въ настоящее время изволитъ имѣть свое благополучное пребываніе его хазретъ-падишахъ (святѣйшій повелитель), и предложилъ намъ пересѣсть въ экипажи его высокостепенства. Нечего дѣлать, пришлось мнѣ разстаться со своимъ удобнымъ и уютнымъ тарантасомъ и садиться вмѣстѣ съ княземъ въ эмирскую коляску, сидѣнье гдѣ было пышно застлано пунсовымъ шелковымъ одѣяломъ на ватѣ; въ ногахъ лежалъ лисій мѣхъ, на спинкѣ большія бархатныя подушки-вальки (мутаки). Сѣли и провалились въ пуховую мякоть. Фу, батюшки, хоть би воротникъ разстегнуть или ременный поясъ распустить что ли, а то просто мочи нѣтъ съ непривычки въ этихъ пуховикахъ!.. Но ничего не подѣлаешь, надо покоряться. Хотя въ воздухѣ было вовсе нехолодно, тѣмъ не менѣе бережно и тщательно укутали насъ и мѣхами, и одѣялами, какъ того требовали условія мѣстнаго этикета, — ибо не подобаетъ «важнымъ людямъ» ѣздить иначе, — нѣсколько разъ при этомъ освѣдомлялись, хорошо ли, удобно ли сидѣть, покойно ли спинѣ и бокамъ, тепло ли ногамъ, не поддуваетъ ли куда и т. д. Намъ оставалось лишь кланяться, благодарить и увѣрять, что все очень хорошо и даже черезчуръ ужъ удобно. Наконецъ, убѣдясь, что насъ спеленали одѣялами, какъ младенцевъ, милѣйшій нашъ токсаба приказалъ поѣзду трогаться.

Въ коляски были запряжены въ каждую по четвернѣ, засѣдланныхъ лошадей: пара въ дышлѣ и пара впереди, на артиллерійскихъ уносахъ. На каждой лошади сидѣло по одному ѣздовому въ чалмѣ и халатѣ, съ нагайками (такъ точно возятъ здѣсь и артиллерійскія орудія). Козлы оставались незанятыми никѣмъ, ибо по мѣстному этикету считается въ высшей степени неприличнымъ, чтобы кто-либо могъ сидѣть въ одномъ экипажѣ спиной къ важнымъ людямъ. Но еслибы важные люди сами вздумали взобраться на козлы, то это, конечно, было бы для нихъ самое высокое въ почетномъ смыслѣ мѣсто. Везти насъ не рысью, а тѣмъ особенно скучнымъ аллюромъ, который называется маленькою трусцой, потому что ѣздить иначе важнымъ людямъ опять-таки неприлично, — на то есть джигиты, чтобы скакать сломя голову; важный же человѣкъ, не желающій ронять свое достоинство, долженъ всегда спѣшить медленно. Такимъ образомъ мелкая трусца есть уже крайняя степень уступки, какая можетъ быть допущена важнымъ человѣкомъ ради поспѣшности.

Верстахъ въ двѣнадцати отъ границы ожидала насъ новая встрѣча. Тюря-джанъ, [50]бекъ чиракчинскій, выслалъ привѣтствовать насъ одного изъ своихъ приближенныхъ чиновниковъ, Баубекъ-бія, почтеннаго бѣлобородаго старца со свитой мелкихъ чиновниковъ и джигитовъ. Опять взаимныя привѣтствія и разспросы о добромъ здоровьѣ генералъ-губернатора и тюря-джана чиракчинскаго, посольства и встрѣчающихъ оное лицъ, — все какъ слѣдуетъ по этикету. Отсюда токсаба поскакалъ впередъ, на мѣсто предстоявшаго намъ ночлега чтобы лично распорядиться достодолжнымъ пріемомъ, а вмѣсто себя оставилъ вамъ Баубекъ-бія. Снова спеленали насъ ватными одѣялами и повезли прежнею трусцой. Впереди и по сторонамъ поѣзда неслась верхами пестрая кавалькада бухарскихъ чиновниковъ и джигитовъ, вооруженныхъ кривыми саблями, а иные клычами. [51]

Во вниманіе къ преклоннымъ лѣтамъ Баубекъ-бія князь предложилъ было ему сѣсть въ одинъ изъ нашихъ собственныхъ экипажей, но тотъ отказался, и надо было видѣть какимъ молодцомъ этотъ дряхлый по наружности старецъ управлялся со своимъ горячимъ карабагиромъ и бодро гарцовалъ все время пути, то выносясь впередъ, то проскакивая въ хвостъ растянувшагося поѣзда для какихъ нибудь распоряженій. Совсѣмъ другой человѣкъ на лошади, — вотъ что значитъ выработанная съ дѣтства привычка.