итогам войны, за вычетом Киева, за Речью Посполитой, и паны туда
потихоньку вернулись из коренных польских земель, где они спасались
от казацких сабель и мужицких вил.
Кто мог — тот записывался в казаки, благо существовавшие при поляках
ограничения числом признанного реестра исчезли. Кто не мог —
оставался посполитым, пахал землю на себя и платил налоги на
содержание казацкой армии. Левобережье стало страной «без хлопа и без
пана».
Хмельниччина очень чисто убрала с освобожденной Украины всю
структуру феодализма, фольварки, барщину, оброки и другие
крестьянские повинности вместе с каштелянами, войскими, арендаторами, католическими церквями и монастырями, польским и
еврейским населением и всем, что было навязано стране властью и силой
Речи Посполитой. Даже упомянутые оставшиеся в стране православные
паны лишились полностью своих доходов от мужиков и своих земель.
Землей, как в знаменитом революционном лозунге, владел тот, кто ее
63
обрабатывал. Это признавали и официальные документы, например, универсал черниговского полковника Лизогуба. Других оснований для
владения не стало. Пригодных для пахоты полей, может быть, был и
избыток — страна еще и не была, как следует, освоена, а революция и
«людокрадство» союзных крымских татар сильно уменьшили население.
Но занять в собственность землю, не обрабатывая ее, было невозможно.
Как и практически невозможно было нанять рабочие руки в запустевшей
и охваченной военными действиями стране.
Единственным феодальным владельцем, сохранившим в огне революции
свои права, была православная церковь. Еще в 1652 году Богдан
выпустил распоряжение о том, чтобы казаки, живущие на землях
Никольского монастыря в Киеве, отбывали все повинности, согласно
листам и привилеям польских королей. В остальном феодализм на
Украине был уничтожен. Недаром же гетмана встречали в Киеве как
«
стихов, которыми приветствовали Хмельницкого студенты Киево-
Могилянской академии).
Вот эта чисто крестьянско-казачья страна стала по Переяславским
статьям и Андрусовскому перемирию автономной частью Российского
царства, по итогам Смутного Времени бывшего дворянским
государством с полным, не хуже польского, господством помещиков над
мужиками и династией, поставленной над страной дворянским войском
кн. Пожарского и проводившей чистодворянскую политику. Это
противоречие было очень хорошо видно уже современникам. Уже то, что
и после Переяслава, когда Малороссия признала верховную царскую
власть, «беглые боярские люди и крестьяне собирались в глухих лесах
целыми ватагами и хотели идти к Хмельницкому, надеясь найти на
Украине и землю, и волю».
64
Правда, этот внутригосударственный конфликт необязательно должен
был разрешиться полным приведением Украйны под общий знаменатель.
В конце концов, такое же противоречие было и между Московией и
казачьими областями Дона и Яика. И в итоге, после нескольких кровавых
казачьих восстаний, захлестывавших и дворянские провинции Волги и
Урала, Россия осталась крепостнической, а казачьи области обошлись без
дворянства и без крепостного права.
Хотя в 1798 году Павел I и ввел на донской земле дворянство для
генералов, обер- и штаб офицеров, а к концу крепостного режима на
Дону и завелось какое-то количество помещичьих имений и крепостных
мужиков, но это все были крестьяне, переселенные из Велико- и
Малороссии, земель и воли у своих казаков донская старшина не смогла
бы, да и не пробовала отбирать.
Но в украинском случае на стороне превращения Малороссии в
феодальный регион оказалась мощная внутренняя сила — украинская
старшина, превратившаяся в панство. Мы, в основном, представляем
себе малороссийских дворян по Гоголю: идиллические фигуры
старосветских помещиков Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, тупые, но забавные Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, ну, на
крайний уж случай седоусый пан сотник из «Вия». В общем, все это
фигуры довольно вегетарианские. Во всяком случае, украинская тема, как будто, не дала ни лесковского жуткого графа Каменского, ни
Иудушки Головлева, ни хотя бы тургеневских ласковых Мардария
Апполоновича («Чюки-чюк!») или Аркадия Павловича Пеночкина
(помните «Отчего вино не нагрето?» и «Насчет Федора …
распорядиться»?). Да и в реальности не было, кажется, ни Салтычихи, ни
крепостных гаремов и подземных тюрем с пыточными камерами при