В гостях у тетушки Клио

оказалось другим. Петербургу было невыгодно постоянное уменьшение

числа казаков на Украйне, и решение сената оказалось в пользу

турбаевцев. Но… улита едет, когда-то будет. Местные судебные и

административные чины, задаренные Базилевскими, всячески

саботировали исполнение сенатского решения. А пока Базилевские, сверх исполнения обычных крестьянских повинностей, отнимали у

крепостных скот, посылали на самые тяжелые работы, запирали

недовольных на ночь в холодные амбары, что уже, согласитесь, является

пыткой.

75

Сергей Эйгенсон (Марко Поло)

Наконец, спустя уже полгода, в Турбаи для официального объявления

сенатского решения приехали советник наместнического правления из

Киева, местный голтвянский земский суд и воинская команда. Советник

сразу остановился в помещичьем доме, историк комментирует, что он на

самом деле уже был должником Базилевских, местных судейских и

команду разместили по селу. Это сразу вызвало подозрение жителей в

подкупности судейских. Подозрения подтвердились. Глава приехавших

советник Корбе и его подручные открыто говорили, что если кто-нибудь

и получит свободу, то ненадолго. Дело в том, что в сенатском указе речь

шла о козачьих родах, а у нынешних жителей почти не было

документального подтверждения принадлежности к этим родам —

только устные. А тут уже все зависит от произвола суда и

администрации.

Атмосфера ненависти, подозрения и

грубости разрешилась именно так, как

должна была. Внезапно вспыхнувшим

погромом, при котором у воинской

команды было отобрано оружие, судейских

побили, кому-то что-то и сломали, а

возбужденная толпа кинулась к барскому

дому и забила двоих братьев Базилевских и

их незамужнюю сестру насмерть. Грабежа

при этом пока не было. Дом был заперт и

опечатан, а у судейских под побоями и

угрозой смерти получили «документ», что

все сделано правильно и претензий нет.

Разумеется, вымолившие себе на коленях

пощаду судейские слова не сдержали.

Началось дело, и императрица поручила

контроль за ним Потемкину. Но через три года «Князь Тавриды» умер, а

следствие все продолжалось и никого пока не наказали и даже не могли

найти активистов, убивших своих помещиков. Продолжалось пассивное

сопротивление всех двух тысяч жителей села. Более того, они, не

тронувшие поначалу имение Базилевских, постепенно его разграбили до

конца. А оказавшиеся все же под замком несколько человек успешно

бежали при содействии односельчан.

Только в январе 1794 года, спустя уже почти шесть лет, к смертной казни

было приговорено семь человек, к наказанию кнутом — 42, плетьми —

134, а 228 человек были освобождены от суда. Как видим, и

екатерининская юстиция в данном случае не была «быстрой и

неумолимой», тем более что смертная казнь, по тогдашнему российскому

обычаю, была заменена на каторгу. Можно считать, как кажется, что

классовая дворянская юстиция в данном случае отступила. Что же до

казачьих прав, то они были возвращены 259 турбаевцам.

76

В гостях у тетушки Клио

Мы можем найти у Александры Яковлевны Ефименко еще немало статей

и книг, посвященных различным вопросам украинской истории. Об

отношении украинского и всероссийского исторического сообщества к

ней и ее работам говорит тот факт, что в 1910-м году Харьковский

университет присвоил ей honoris causa ученую степень доктора истории, а Бестужевские женские курсы избрали на профессорскую должность.

Для дореволюционной России это случай уникальный. Мы можем, конечно, вспомнить химика Юлию Лермонтову и математика Софью

Ковалевскую, но их докторские степени получены в Германии, в

Геттингенском университете, где не было российских ограничений по

высшему образованию для женщин ( на самом деле, и в Германии

существовали ограничения для женщин при приеме в университет, там

отсутствовали женские гимназии, без окончания которых в

университет не принимали, ограничения были сняты лишь в ХХ веке —

прим. ред.).

Кроме работы над книгами и статьями Александра Яковлевна еще и

преподавала украинскую историю на Высших Бестужевских женских

курсах в Петербурге, активно участвовала в различных съездах и

собраниях историков, активно выступала за снятие имперских

ограничений для «мовы» в печати и школе. Ну, и никто ведь не

освобождал ее от обязанностей матери семейства. Муж тяжело болел и