В гостях у турок

Къ супругамъ подошелъ кельнеръ, одтый на парижскій манеръ, въ черномъ пиджак и бломъ длинномъ передник до носковъ сапоговъ, и спросилъ ихъ по-нмецки, что они прикажутъ.

— Братъ славянинъ? спросилъ его въ свою очередь Николай Ивановичъ.

— Н, господине. Нмски человкъ, отвчалъ тотъ. — Но я говорю по русски. Здсь ресторанъ Одесса, а я жилъ и въ русски город Одесса.

— Отлично… Но когда-же у васъ представленіе начнется?

— Когда публикумъ побольше соберется, господине. — Теперь скоро. Въ девять часовъ придетъ музыкантъ — и тогда начнется.

Николай Ивановичъ заказалъ себ бутылку Монастырскаго вина, а жен веллъ подать апельсиновъ — и они стали ждать представленія.

XXX

Публики прибывало мало, но къ представленію все-таки готовились и у эстрады стали зажигать дв большія керосиновыя лампы. Изъ дамъ, не считая исполнительницъ увеселительной программы, въ ресторан была только одна Глафира Семеновна. Актрисы косились въ ея сторону, подсмивались и что-то шептали свое ну собесднику въ красномъ фрак. Глафира Семеновна это замтила и сказала мужу:

— Халды… Нахалки… Чего это он на меня глаза таращатъ?

— Да, видишь-ли, здсь должно быть не принято, чтобъ сюда замужнія дамы ходили, отвчалъ Николай Ивановичъ.

— А почему он знаютъ, что я замужняя?

— Ну, ужъ это сейчасъ для каждаго замтно. Конечно-же, строго говоря, теб здсь сидть не совсмъ удобно.

— А вотъ хочу и буду сидть! капризно проговорила Глафира Семеновна. — При муж мн везд удобно. Съ мужемъ я даже еще въ боле худшее мсто пойду и никто меня не долженъ осуждать. Я туристка и все видть хочу.

— Да будемъ сидть, будемъ.

Среди публики появился англичанинъ въ желтой клтчатой парочк, тотъ самый, который халъ вмст съ супругами въ одномъ вагон. Фотографическій аппаратъ, бинокль въ кожаномъ чехл и баулъ съ сигарами висли у него черезъ плечо на ремняхъ такъ-же, какъ и въ вагон. Онъ услся за столикомъ и спросилъ себ бутылку портеру.

Пришла еще одна дама исполнительница — тоже ужъ почтенныхъ лтъ, но въ бломъ плать и съ необычайно роскошной шевелюрой, взбитой какой-то копной на макушк и зашпиленной бронзовой шпагой необычайныхъ размровъ. Она ухарски хлопнула по плечу усача въ красномъ фрак, подала руку накрашеннымъ въ черныхъ платьяхъ дамамъ и подсла съ нимъ.

Невдалек отъ супруговъ, за столикомъ, появился турокъ въ статскомъ плать и въ красной феск и подмигнулъ дамамъ исполнительницамъ, какъ знакомымъ. Одна изъ дамъ въ черномъ плать тотчасъ-же сдлала ему носъ, а блондинка въ бломъ плать снялась со стула и подошла къ нему. Онъ веллъ слуг подать маленькую бомбоньерку съ конфектами и передалъ блондинк. Она взяла ее и понесла товаркамъ. Т показывали знаками турку, чтобъ онъ и имъ прислалъ по такой-же бомбоньерк. Онъ поманилъ ихъ къ себ, но он не пошли. Все это наблюдала Глафира Семеновна отъ своего стола и наконецъ проговорила:

— Крашеныя выдры! Туда-же жеманятся.

Но вотъ раздались звуки піанино. Косматый блондинъ въ очкахъ и съ клинистой бородкой игралъ одинъ изъ вальсовъ Штрауса и подмигивалъ дамамъ исполнительницамъ, вызывая ихъ на эстраду. Т отрицательно покачивали головами и ли конфекты изъ бомбоньерки.

Вальсъ конченъ. Косматый блондинъ въ очкахъ ломалъ себ пальцы. Въ это время красный фракъ махнулъ ему красной-же шляпой. Блондинъ проигралъ какой-то веселый плясовой ритурнель. Красный фракъ вскочилъ на эстраду, прижалъ красную шляпу съ груди и поклонился публик. Ему слегка зааплодировали и онъ подъ акомпаниментъ піанино заплъ нмецкіе куплеты. Распвая ихъ, онъ приплясывалъ, маршировалъ, при окончаніи куплета становился во фронтъ и таращилъ глаза.

Наконецъ онъ кончилъ при жиденькихъ хлопкахъ и на смну ему появилась одна изъ дамъ въ черномъ плать.

Она пла тоже по-нмецки, но что-то жеманное, чувствительное, то прижимая руку къ сердцу, то поднимая ее къ верху. Голосъ пвицы былъ окончательно разбитъ и пла она то и дло фальшивя, но когда кончила и ей зааплодировали.

— Это въ благодарность за то, что кончила терзать уши слушателей, язвительно замтила Глафира Семеновна.

— Да, пвичка изъ такого сорта, что у насъ въ Нижнемъ на ярмарк прогнали-бы съ эстрады, отвчалъ Николай Ивановичъ.

Третьимъ нумеромъ пла вторая дама въ черномъ плать. Эта пла тоже по-нмецки, почти мужскимъ басомъ, исполняя что-то канканистое, шевелила юбками и показывала голубые чулки. Ее также встртили и проводили жиденькими хлопками.

Но вотъ на эстрад появилась блондинка въ бломъ плать, бойко подбжала она къ піанино, ухарски уперла руки въ боки, и весь залъ зааплодировалъ, застучалъ по столу кружками, стаканами, затопалъ ногами.

— Mes am ours! провозгласила она и запла французскую шансонетку, подергивая юбкой, и когда кончила куплеты, то такъ вскинула ногу, что показала публик не только тльные чулки, но и розовыя подвязки.

Восторгъ публики былъ неописанный. Среди аплодисментовъ зазвенли рюмки и стаканы, застучали ножи и тарелки. Захлопалъ и Николай Ивановичъ, но Глафира Семеновна дернула его за рукавъ и сказала:,

— Да ты никакъ съума сошелъ! При жен и вдругъ аплодируешь какой-то…

— Матушка, да вдь мы въ кафешантан. Зачмъ-же ты тогда сюда просилась?