В гостях у турок

Супруги Ивановы въ сопровожденіи проводника вышли на подъздъ станціи. На подъзд толпились швейцары изъ констастинопольскихъ гостинницъ въ фуражкахъ съ названіями фирмъ, и на всхъ европейскихъ языкахъ зазывали съ себ въ гостинницы немногочисленныхъ пассажировъ, пріхавшихъ съ поздомъ. Къ подъзду былъ уже поданъ экипажъ для супруговъ Ивановыхъ — прекрасная парная коляска съ кучеромъ въ феск и приличномъ пальто на козлахъ. Въ коляск былъ размщенъ ихъ ручной багажъ и подушки и ее окружало человкъ пять носильщиковъ. На козлахъ около кучера высился сундукъ. Супруги услись. Протянулись со всхъ сторонъ руки носильщиковъ. Проводникъ началъ одлять ихъ мелочью и говорилъ по-русски:

— Теб піастръ, теб піастръ. Вотъ и ты получай. Ну, всмъ теперь.

Онъ вскочилъ на козлы, ухитрился какъ-то ссть между кучеромъ и сундукомъ, и экипажъ помчался, напутствуемый гортанными звуками носильщиковъ, изъявляющими свою благодарность супругамъ Ивановымъ.

XLVI

Даже духъ захватило и въ головахъ закружилось у Николая Ивановича и Глафиры Семеновны отъ той пестрой толпы, которая кишла на улицахъ, по которымъ они хали отъ станціи. Европейскіе костюмы смшивались съ азіатскими, элегантные фаэтоны внской работы двигались рядомъ съ тяжелыми турецкими двухколесными арбами. Въ толп виднлись европейскія дамы, одтыя по послдней парижской мод, и турецкія женщины, съ ногъ до головы облаченныя въ какіе-то неуклюжіе цвтные мшки, безъ таліи, составляющіе и юбку, и корсажъ, и головной уборъ, изъ-подъ котораго выглядывали только глаза и брови. Мелькали мужскія пальто англійскаго покроя и турецкія синія куртки, шляпа-цилиндръ и чалма, халатъ магометанскаго духовнаго лица и черная ряса и камилавка греческаго или армянскаго священника, европейскій военный мундиръ, шляпа католическаго монаха и фески, фески безъ конца — красныя фески съ черными кистями турокъ-франтовъ, молодцовато опрокинутыя на затылокъ, и побурвшія отъ времени фески носильщиковъ и рабочихъ, повязанныя по лбу блымъ полотенцемъ или пестрымъ бумажнымъ платкомъ. И среди этой разнохарактерной толпы людей — знаменитыя константинопольскія собаки, грязныя, ободранныя, попадающія на каждомъ шагу и парами, и одиночками, и цлыми сворами. Он бжали, лежали у стнъ домовъ, стояли около открытыхъ дверей лавокъ, продающихъ състное. Еслибы не полчища собакъ, вся эта движущаяся пестрая толпа походила-бы на какой-то громадный маскарадъ. Длать такое сравненіе заставляла и декораціонная обстановка, представляющаяся для европейца чмъ-то театральнымъ. Константинополь стоитъ на высокихъ холмистыхъ берегахъ, спускающихся къ заливу Золотой Рогъ и къ Босфору, и съ желзнодорожной площади, когда супруги Ивановы отъхали отъ станціи, открылся великолпный видъ высящихся величественно мечетей съ какъ-бы приплюснутыми куполами и цлаго лса высокихъ минаретовъ, упирающихся въ небо. Когда-же съ площади въхали они въ узкія улицы, ведущія съ Золотому Рогу, мечети и минареты хотя и исчезли съ горизонта, но направо и налво замелькали маленькіе ветхіе каменные турецкіе дома съ облупившейся штукатуркой, съ окнами безъ симметріи, съ лавками ремесленниковъ и торговцевъ състнымъ, что также имло какой-то декораціонный театральный видъ, ибо на порогахъ этихъ лавокъ ремесленники на глазахъ у проходящихъ и прозжающихъ занимались своими ремеслами, а торговцы варили и жарили. По этимъ узенькимъ улицамъ народъ въ безпорядк двигался не только по тротуарамъ, но и по мостовой, однако это не мшало экипажамъ нестись во всю прыть. Изъ-подъ дышла лошадей, на которыхъ хали Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна, то и дло выскакивали фески и съ ругательствомъ грозили имъ и кучеру кулаками, то и дло взвизгивали собаки, задтыя колесами, но кучеръ продолжалъ гнать лошадей, лавировалъ между вьючными ослами, ковыляющими по мостовой, между носильщиками, тащущими на спинахъ ящики и тюки поражающей величины. Улицы шли извилинами, поминутно перекрещивались, приходилось то и дло сворачивать изъ одной въ другую, и нужна была особая ловкость, чтобы при крутыхъ поворотахъ не задть сидящихъ на углахъ, прямо на земл, разнощиковъ, продающихъ варенье, бобы, хлбъ и кукурузу, а также и ихъ покупателей. Попадались развалившіяся каменныя ограды старыхъ кладбищъ, на которыхъ, среди кипарисовъ, виднлись мусульманскіе памятники тумбами съ чалмами. На камняхъ развалившихся оградъ сидли слпые или такъ увчные нищіе съ чашечками для сбора милостыни и пли стихи изъ Корана. Пораженные невиданной ими до сихъ поръ восточной обстановкой, супруги Ивановы хали сначала молча и даже не длясь впечатлніями другъ съ другомъ, но наконецъ Николай Ивановичъ спросилъ проводника, сидвшаго на козлахъ:

— Всегда такое многолюдіе бываетъ у васъ на улицахъ?

Проводникъ обернулся и отвчалъ: