В гостях у турок

— Вьель шозъ… Е сельманъ карантъ франкъ (т. е. древняя вещь и всего сорокъ франковъ), похвастался онъ.

— Нашъ русскій, кивнулъ ему Николай Ивановичъ. — У насъ такіе кресты называются олонецкими. Ну, о ревуаръ, монсье, прибавилъ онъ и направился въ свой номеръ, гд и сообщилъ жен о причин звонка.

— Вдь вотъ англійскимъ жильцамъ угождаютъ, чай имъ по-англійски подаютъ, проговорилъ онъ, снова укладываясь съ папироской на диванъ. — А нтъ того, чтобы русскимъ постояльцамъ угодить и подать хоть въ тотъ-же салонъ русскій самоварчикъ да по-русски чайку-то изобразить, съ медкомъ, благо теперь постъ.

Въ семь часовъ въ корридор опять звонокъ. Опять выскочилъ въ корридоръ Николай Ивановичъ, чтобы узнать, съ чему теперь звонятъ, и опять наткнулся на горничную, которая сообщила ему, что это первый звонокъ съ обду, и вмст съ нимъ вошла въ комнату и стала предлагать Глафир Семеновн помочь одваться.

— Нтъ, нтъ! Мерси… Я сама… замахала руками Глафира Семеновна.

— Букетъ цвтовъ для мадамъ не надо-ли или хорошую розу? спрашивала она.

— Пуркуа? Нонъ, нонъ.

— А для господина розу?

— Вотъ еще что выдумала! Нонъ, нонъ, мерси. Для тебя розу съ обду предлагаетъ, сообщила Глафира Семеновна мужу.

Тотъ только улыбнулся и отвчалъ горничной по русски:

— Съ водкой Смирнова № 21 мы привыкли, душечка, обдать, а не съ розами.

Горничная удалилась недоумвающая и недовольная.

Стукъ въ дверь. Появился старикъ турокъ въ феск и въ передник, тотъ самый, который приходилъ давеча утромъ и съ которымъ Николай Ивановичъ упражнялся въ разговор по-турецки. На пояс его висли, поверхъ передника, дв сапожныя щетки на веревк.

— Кейфинизъ эйи ми диръ (т. е. здравствуйте), — привтствовалъ онъ Николая Ивановича; приложа руку ко лбу и, продолжая бормотать по-турецки, указывалъ ему на его сапоги.

— Сапоги, другъ, почистить пришелъ? Не надо, не надо. Спасибо… Шюкюръ… Чисты у меня сапоги…

Старикъ-турокъ, однако, не захотлъ уйти ни съ чмъ, онъ сдвинулъ свои брови, подскочилъ къ сидвшему на стул и курившему папиросу Николаю Ивановичу, прислъ около его ногъ и, поплевавъ на щетку, принялся начищать ему сапоги.

— Вотъ неотвязчивый-то! Ну, чисть, чисть… — улыбнулся Николай Ивановичъ и ужъ протянулъ ему и второй сапогъ. — Однако, ты, Глаша, въ развращенномъ-то вид не сиди, а одвайся и приготовляйся съ обду. Теперь ужъ скоро.

— Да что-жъ мн особенно-то приготовляться! Корсетъ надть, да лифъ — вотъ и все. Въ этомъ-же плать я и съ обду пойду, — отвчала Глафира Семеновна и, не стсняясь передъ старикомъ-туркомъ, сбросила съ плечъ платокъ и начала надвать корсетъ.

Въ корридор давали второй звонокъ къ обду. Старикъ-турокъ начистилъ Николаю Ивановичу сапоги и съ словомъ «адье» удалился изъ комнаты.

— Надть разв мн блый жилетъ? — спросилъ жену Николай Ивановичъ. — Здсь, очевидно, къ табльдоту-то выходятъ во всемъ парад. Давеча нашъ англичанинъ во фрак отправился.

— Да наднь. И для театра посл обда будетъ хорошо, — отвчала супруга и стала гофрировать себ шпилькой волосы на лбу для челки.

— Наднь брилліантовую брошку, серьги и браслетку. Утри носъ здшнимъ-то англичанкамъ, — сказалъ ей супругъ.

— Непремнно.

А въ корридор гремлъ уже третій звонокъ къ обду.

LXIV

Вошли супруги въ столовую гостинницы и остановились въ удивленіи. Столовый залъ, залитый огнями отъ спускавшихся съ потолка керосиновыхъ лампъ и стоявшихъ на столахъ канделябръ, былъ наполненъ изящно одтыми дамами и кавалерами, нарядившимися точно на балъ. Мужчины были вс во фракахъ, а дамы въ платьяхъ декольте, въ перчаткахъ и съ верами. Почти у всхъ дамъ на груди или въ рукахъ были живые цвты… у кого розы, у кого фіалки, у кого ландыши съ резедой. Большинство мужчинъ также имло по цвтку въ петличк фраковъ. Исключеніе въ костюмахъ представляли только красивый полный усачъ въ феск и черномъ сюртук, застегнутомъ на вс пуговицы, и супруги Ивановы, Николай Ивановичъ былъ даже въ свтло-срой пиджачной парочк и бломъ жилет. Общество бродило между множествомъ небольшихъ столиковъ, прекрасно сервированныхъ и разставленныхъ по залу. Столы были накрыты на пять персонъ, на четыре, на три и на дв и переполнены самой разнообразной посудой для питья и ды. Французская и преимущественно англійская рчь такъ и звенла. При вход супруговъ, вс взоры устремились на нихъ, и фрачники начали шептаться съ своими дамами и кивать по направленію супруговъ. Николаю Ивановичу сдлалось неловко. Онъ не зналъ, куда дть руки.

— Фу, что это они вырядились, какъ на балъ во дворецъ! проговорилъ онъ жен.

— Да вдь въ большихъ заграничныхъ гостинницахъ почти всегда такъ, отвчала та. — Помнишь, мы обдали въ Гранъ-Отель въ Париж…

— Ну, что ты… Были фраки и бальныя дамы, но куда меньше. А здсь вдь поголовно.

— Въ Ницц въ Космополитенъ, въ Неапол. Англичане это любятъ.

— Все-таки тамъ куда меньше. А вдь въ Неапол-то мы жили въ самой распроанглійской гостинниц. Ужасно стснительно! Не люблю я этого. Выставка какая-то.