В гостях у турок

— Да и я не люблю, — отвчала Глафира Семеновна. — Только я не понимаю, отчего ты не надлъ черной визитки? Вдь ужъ по здшнимъ лакеямъ на манеръ лордовъ можно было догадаться, что здсь за табльдотомъ парадъ.

— Ну, ладно! Попа и въ рогож знаютъ! — пробормоталъ мужъ.

— Здсь не знаютъ, какой ты попъ.

— По твоимъ брилліантамъ могутъ догадаться, что мы не изъ прощалыгъ.

— Дйствительно, смотри, какъ смотрятъ на тебя, замтила Глафира Сененовна.

— А вотъ я имъ сейчасъ такую рожу скорчу, что не поздоровится.

— Брось. Не длай этого.

— Ей-ей, сдлаю, если очень ужъ надодятъ.

Но къ супругамъ подскочилъ оберъ-кельнеръ съ таблетками и карандашомъ и предложилъ имъ столикъ съ двумя кувертами, за который они и услись.

— Какое вино будете вы пить, монсье? спросилъ онъ Николая Ивановича, останавливаясь передъ нимъ въ вопросительной поз.

— Боже мой! Да здсь, оказывается везд пьютъ вино! — воскликнула Глафира Семеновна. — А въ Петербург мн разсказывали, что у турокъ вино можно получить только по секрету, контрабандой, какъ въ Валаамскомъ монастыр.

— Пустое. Наврали намъ. Столько здсь иностранцевъ, да чтобы они жили безъ вина!

— Лафитъ, Марго, Мускатъ люнель, венъ де пейи? — спрашивалъ оберъ-кельнеръ, дожидаясь отвта.

— Ну, венъ де пейи, — отвтилъ Николай Ивановичъ и прибавилъ, обратившись къ жен:- Попробуемъ мстнаго турецкаго вина. Видишь, у турокъ даже свое вино есть.

Но вотъ два поваренка, одинъ изъ коихъ былъ негръ, въ блоснжномъ одяніи, внесли въ столовую большую кастрюлю съ супомъ и поставили ее на нарочно приготовленный столикъ. Пришелъ полный усатый метрдотель въ бломъ и принялся разливать супъ въ тарелки. Присутствующіе стали размщаться за столами. Захлопали пробки, вытягиваемыя изъ бутылокъ, зазвенли ложки о тарелки. Николай Ивановичъ взялъ меню обда и сосчиталъ кушанья.

— Девять блюдъ, сказалъ онъ.

— И наврное я изъ нихъ буду сть только три, улыбнулась жена.

— Отчего? Боишься, чтобы лошадинымъ мясомъ не накормили? Здсь, матушка, кухня европейская.

— Да вдь ты знаешь мою осторожность. И при европейской кухн могутъ улитками и всякой другой дрянью накормить. Да и сыта я. Вдь я только что часъ назадъ бутерброды съ сыромъ ла.

Подали по полъ-тарелк супу, какого-то зелено-фисташковаго цвта и съ кнелью. Глафира Семеновна заглянула въ меню, попробовала прочитать и сказала:

— Поди, разбери, изъ чего супъ! Какіе-то каракули написаны.

Она дрызгала ложкой по тарелк и отодвинула отъ себя тарелку. Мужъ сълъ всю порцію и проговорилъ:

— По три ложки около каждаго прибора положено для всякихъ потребъ, а по полъ-тарелки супу подаютъ. Хорошо, что я давеча пилавомъ и турецкимъ бивштексомъ позаправился. Да даже меньше полутарелки.

За супомъ шелъ горъ-девръ. Подавали сардины, вестфальскую ветчину. Глафира Семеновна съла сардинку.

— Смотри, смотри, и турокъ-то ветчину стъ, указала она мужу на усача въ феск, помстившагося за столикомъ, какъ разъ рядомъ съ ними, и прибавила:- Все шиворотъ на выворотъ. А хавши сюда, я думала, что и свинина-то въ Турціи запрещена.

Усачъ въ феск, сидвшій съ какой-то красивой полной дамой съ развязными манерами, превесело разговаривалъ съ ней по-французсеи и съ особеннымъ аппетитомъ уписывалъ тоненькіе ломтики жирной вестфальской ветчины. Николай Ивановичъ взглянулъ на него и сказалъ:

— Да, дйствительно, не стъ, а жретъ. Видно, все запретное-то мило. Впрочемъ, можетъ быть, онъ не турокъ, а грекъ. Вдь здсь и греки фески носятъ и даже вонъ нашъ жидюга проводникъ. Спроси-ка, Глаша, по-французски у лакея — турокъ это или нтъ. Можетъ быть, лакей знаетъ.

Глафира Семеновна обратилась съ вопросомъ къ оберкельнеру, принесшему имъ дв полубутылки вина краснаго и благо — и тотъ отвчалъ утвердительно.

— Это аташе изъ министерства иностранныхъ длъ, а съ нимъ его «птитъ фамъ», прибавилъ онъ тихо и наклоняясь къ супругамъ. — Она француженка, пвица.

— Батюшки! Да онъ и винище хлещетъ! воскликнула Глафира Семеновна, дернувъ мужа за рукавъ. — Гляди. Даже не стсняясь, пьетъ. Да… Все. что намъ разсказывали про Турцію, вышло шиворотъ на выворотъ.

— Да вдь это какъ и у насъ… отвчалъ мужъ. — Намъ, православнымъ, по постамъ мясо запрещено, а мы димъ. Да и не одни мы, міряне, а и духовенство.

— Про турокъ вообще говорили, что они такъ строго къ своей вр относятся. А тутъ ветчину жретъ, винище лопаетъ, съ содержанкой-француженкой сидитъ. Вдь эта француженка-то для него считается гяурка. Всхъ европейцевъ турки гяурами называютъ, а гяуръ по ихнему, значитъ собака. Я читала въ книг.

— Эхъ, матушка! Вс люди — человки и во грхахъ рождены. Вдь вотъ ты лсника Трешкина знаешь. Безпоповщинскую молельну у себя иметъ, на свои иконы людямъ не его согласія перекреститься не дозволитъ, а акробатку итальянку на содержаніи держалъ, въ Великомъ посту ей въ Аркадіи пикники съ цыганами закатывалъ, разсказывалъ Николай Ивановичъ, отпилъ изъ стакана вина, посмаковалъ и прибавилъ: — А турецкое красное винцо не дурно.

Подали на рыбу дв маленькія скумбріи.