В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь

– О-го-го! Нервы? Ну, так и будем знать. Вот, господин прокурор, и хороша она у меня бабенка, покладистая для путешествия, а уж как нервы эти самые начнутся – только черту ее и подарить, да и то незнакомому, чтоб назад не принес.

– Дурак! Пьяный дурак! – послышалось у супруги.

– Изволите слышать, какие комплименты мужу!.. А все от нервов, – кивнул Николай Иванович на жену и сказал прокурору: – А ну-ка, что в другой-то газете?.. Ведь меня расспрашивали два репортера.

Прокурор стал пробегать еще газету, ничего в ней не нашел и развернул третью.

– Здесь есть. Здесь вы названы петербургским сановником. Сказано, что приехали вместе с супругой Глафирой Семеновной, хвалите дешевизну жизни в Софии, удивляетесь ее незастроенным улицам… – рассказывал прокурор.

– Откуда он узнал, как жену-то мою зовут! – дивился Николай Иванович. – Ах да… Ведь я при нем ее называл по имени и отчеству – вот он и записал. Вот и ты, Глаша, в болгарскую газету попала! Неужто не рада? – спрашивал он жену. – Теперь вся Болгария будет знать, что у петербургского купца Николая Ивановича Иванова есть супруга Глафира Семеновна! Знай наших! Живио!

– Что ты кричишь-то! Ведь мы в вагоне… Рядом с нами в другом купе пассажиры. Бесстыдник! Скандалист! – заметила Глафира Семеновна, не глядя на него.

– Нервы у бабы… Ничего не поделаешь, – оправдывал Николай Иванович перед прокурором свою супругу и сказал: – А по сему случаю нужно выпить за болгарскую прессу. Мы еще не пили за прессу.

И он, вынув из корзинки бутылку вина, принялся ее откупоривать.

– За процветание болгарской прессы! – произнес он, откупорив бутылку, налил из нее стакан и поднес его прокурору.

– Мадам Иванова, позволите выпить? Вы все сердитесь… – обратился прокурор к Глафире Семеновне.

– Пейте. Бог с вами. Я не на вас злюсь. Вы хоть и пьете, но прилично себя держите, а на мужа… – был с ее стороны ответ.

– Милая, да что ж я-то такое делаю?! – воскликнул Николай Иванович. – Я только славянский вопль в себе чувствую. Вопль – и больше ничего. Дай ручку…

– Прочь! Оставь меня в покое!

Николай Иванович покрутил головой, смотря на расходившуюся супругу, и стал наливать стакан для себя. Прокурор с ним чокнулся, и они выпили.

Через четверть часа бутылка была выпита и лежала пустая на диване. Николай Иванович и прокурор, прижавшись каждый в угол купе, спали и храпели самым отчаянным образом.

Глафира Семеновна чистила себе апельсин и, дав волю слезам, плакала, смотря на своих спавших пьяных спутников.

Чичероне

Стучит, гремит, вздрагивает поезд, направляясь к Константинополю. Мирным сном спят, залихватски похрапывая, Николай Иванович и прокурор, а Глафира Семеновна, приблизившись к стеклу окна, с красными от слез глазами, смотрит на расстилающиеся перед ней по пути виды. Погода прекрасная, солнечная, ясная и дает возможность далеко видеть вдаль. Начиная от софийской станции поезд с полчаса мчался по горной равнине, миновал маленькие станции Казичаны и Новосельцо, пересек Искер, с особенным треском пронесясь по железному мосту, и въехал в горное ущелье. Начались величественные дикие виды на покрытый снегом хребет Витош. Поезд убавил ход и стал взбираться на крутую возвышенность. Снегу попадалось все больше и больше, поезд шел все тише и тише, и вот совсем уже тихо стал подходить по железному мосту через пропасть близ станции Вакарель. Ехавшие в вагоне вышли из своих купе в коридор и, стоя у окон, смотрели на величественное зрелище, а Николай Иванович и прокурор все еще спали сном праведника. Глафира Семеновна тоже смотрела в пропасть.

«Храни Бог! Если поезд с этого моста свалится – тут и костей не соберешь!» – подумала она. Ей сделалось жутко, и она принялась будить мужа, но тот не просыпался.

Вот и станция Вакарель – высшая точка железнодорожного пути. На станции надпись, что путь находится на 825 метрах над уровнем моря. Началось усиленное постукивание молотками по колесам вагонов. Железнодорожная прислуга суетилась, кричала. Кричали черномазые мальчики и девочки, предлагающие ключевую воду в кувшинах. Баба в опанках продавала пшеничные лепешки. Прокурор проснулся, протер глаза, взглянул на Глафиру Семеновну и сказал:

– Пардон… Как я заспался! А супруг ваш еще спит?

– Как видите, – отвечала Глафира Семеновна, радуясь, что есть с кем-нибудь хоть слово перемолвить. – А какое вы величественное зрелище проспали, когда мы сюда подъезжали! Какая пропасть! Мне даже страшно сделалось.

– О, я эту дорогу знаю отлично. Мне часто приходится ездить от Пловдива в Софию и обратно, но вот ваш муж…

– Мужа я расталкивала, но он и голоса мне не подал.

Прокурор потянулся, зевнул, покосился на пустую бутылку, лежавшую около него на диване, и спросил:

– Мы это на какой станции?

– На станции Вакарель, – отвечала Глафира Семеновна.