– Позвольте, позвольте, мадам Иванова, – перебил ее прокурор. – Я рассказываю больше о прежнем, достамбуловском времени. Но Стамбулов ведь целую войну вел против них, и надо отдать ему честь, перебил или перехватал их атаманов, и шайки рассеялись.
– Вы говорили, что даже были случаи нападения на поезда.
– Были, были. Нападали, пассажиров обирали до нитки, потом брали их в плен и требовали за них выкуп. Все это было сравнительно недавно, три-четыре года тому назад, но теперь, за последнее время, у нас спокойно.
– Да ведь спокойно, спокойно, а вдруг и будет неспокойно, – проговорила Глафира Семеновна.
Прокурор пожал плечами.
– Конечно, все может случиться, но из этого не следует, чтобы так уж очень пугаться, – сказал он. – Смотрите, как вы побледнели. Воды бы вам выпить, но ее нет. Выпейте вина. Это вас приободрит. Вино есть.
– Пожалуй, дайте.
У Глафиры Семеновны дрожали руки.
Прокурор вытащил из кармана складной штопор, достал бутылку с белым вином, откупорил ее и, налив полстакана, подал Глафире Семеновне.
Та выпила несколько глотков и проговорила:
– Боже мой, по какой мы дикой земле едем! Даже на железнодорожные поезда нападают. Знала бы, ни за что не поехала! Это все ты… – кивнула она на мужа.
Тот зевал, протирал глаза и откашливался в платок.
– Ну вот… Не на кого валить беду, так на мужа. А сама только и бредила Константинополем. Ведь мы в Константинополь едем.
– Да никакой тут беды нет, и вы можете успокоиться. Теперь разбойничьи банды если где еще и существуют, то переменили свою деятельность. В прошлом году я был судебным следователем, производил следствие над двумя пойманными вожаками и познакомился с их нынешними операциями. Теперь они живут в горах и держат в страхе только селения. Чтобы никого не трогать, они распоряжаются очень просто. Берут известную дань с сел и деревень. И если дань взята – они уже ту деревню не трогают и дают у себя в горах спокойный пропуск лицам из той деревни. На следствии свидетели показывали, что у здешних разбойников на этот счет слово верное, что у них существует своя честь.
Глафира Семеновна начала успокоиваться.
– Ну а нападения на поезда? Когда было последнее нападение на поезд? – спросила она. – Не можете сказать?
– Как же, как же… Это всем памятно. Об этом ведь писали во всех европейских газетах. Это сделало страшный переполох, – отвечал прокурор. – И на самом деле нападение было возмутительно по своей дерзости. Но последнее нападение было сделано не на болгарской территории, а на турецкой. Вы поедете мимо этой станции.
– О, Господи! Спаси нас и помилуй! – перекрестилась Глафира Семеновна.
– Чего же, душечка, так уж особенно-то пугаться! – успокаивал жену хриплым от вина и сна голосом пришедший уже в себя Николай Иванович. – Ведь и у нас на Закавказской и Закаспийской дорогах были нападения на станции и на поезда, но ведь это так редко случалось.
И здесь… Неужели так-таки на нас уж и нападут, если мы поехали?
– Все-таки это ужасно! – потрясла головой Глафира Семеновна и спросила прокурора: – Так когда же было последнее нападение на поезд?
– Последнее нападение было… Я даже число помню… – отвечал он. – Последнее нападение было в ночь с 31 мая на 1 июня 1891 года. Разбойники забрались в поезд между станциями Черкеской и Синекли, связали поездную прислугу, остановили поезд и грабили пассажиров догола. Но это бы еще ничего… А дерзость их пошла дальше. Они захватили из первого класса четырех пассажиров заложниками. Это были германские подданные и лица из хорошей фамилии, со связями… Они ехали в Константинополь. Захватили их заложниками и увели в горы, а после требовали с турецкого правительства двести тысяч франков выкупа, грозя, что если выкуп к известному времени не будет внесен и положен в указанное место, убить заложников.
– Боже милостивый! – всплескивала руками Глафира Семеновна. – Ну и что же, выкуп был внесен?
– Внесли выкуп, – кивнул прокурор. – Это была банда знаменитейшего по своей дерзости разбойника. Афанас он назывался. По происхождению грек. Впоследствии он был убит в бою. Ведь целый турецкий полк ходил в горы воевать с этой шайкой разбойников.
– Ужас, что вы говорите! Ужас! – ужасалась Глафира Семеновна и спросила прокурора: – Как станция-то, около которой это случилось?
– Запомнить нетрудно. Почти русское название. Станция Черкеской. По-турецки она произносится Черкескьей…
– Нет, я даже запишу, чтобы знать.
Глафира Семеновна вытащила из баульчика записную книжку с карандашом.
– Далеко это отсюда?
– За Адрианополем. Почти под самым Константинополем, – дал ответ прокурор. – И имя разбойника запишите. Афанасий… Грек Афанас.
– Грек, стало быть, православный человек и такой разбойник! О господи! – дивилась Глафира Семеновна, записывая в книжку. – Фу, даже руки дрожат. Вон какими каракулями пишу. Вы говорите, в 1891 году это было?
– В 1891 году, в ночь с 31 мая на 1 июня. Это факт. Это во всех газетах было.
– Ну и уж после этого не нападали на поезда?