В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь

Но тут экипаж, ехавший трусцой, принужден был остановиться. Около ларька турка, торговца съестными припасами, застряла целая толпа фесок и турецких женщин с ребятишками. Проголодавшись, находясь с утра на параде, толпа нарасхват раскупала у торговца хлеб, вареную кукурузу, бобы, фасоль, распаренный горох и винные ягоды. В толпе вертелся какой-то молодой длинноволосый оборванец халатник в скуфейке и с медной чашкой в руках, напоминающей наше лукошко. Он протягивал свою чашечку направо и налево в толпе и зычным голосом кричал: «Гу, гу! Гок! Гок!» – и при этом ударял в нее палкой. В толпе кидали ему в чашку медные монетки, пригоршни бобов, кукурузы. Завидя остановившуюся коляску супругов, он тотчас бросился к ней, вскочил на подножку и тоже, протягивая чашку прямо на колени Глафиры Семеновны, закричал: «Гу, гу! Гок, гок!» Та взвизгнула и отшатнулась, откинувшись на спинку коляски.

– Прочь! Чего лезешь! – замахнулся на него Николай Иванович, но тот и ему ткнул чашку чуть не в лицо и крикнул свое: «Гок, гок! Гу, гу!» – Нюренберг! Да что же это такое! – обратился Николай Иванович к проводнику.

– Это дервиш! Нищий – дервиш! Надо дать что-нибудь, а то не отстанет! – отвечал Нюренберг с козел и стал говорить дервишу что-то по-турецки, махая рукой.

Дервиш соскочил с подножки, но стоял с протянутой чашкой, бормотал что-то и при этом закатывал под лоб глаза и потопывал голыми ногами по мостовой. Нюренберг полез в карман, вынул оттуда тоненькую турецкую бронзовую монету с дырочкой и кинул ему в чашку. Дервиш не отошел и продолжал бормотать и стоять в той же позе.

– Ах, нахального человек! – возмутился Нюренберг. – Получил от вас монету и теперь от ханым, то есть от вашего барыня требует.

В чашку брошена вторая монета – и тогда только дервиш отбежал от экипажа.

– Дервиш… Мусульманского монах нищий… Вот хуже этого нахального человек в Константинополь нет люди! И полицейского заптий ничего не может с ними делать. Ударить его по шее или в полицейского дом взять – сейчас турки за него заступятся и отнимут, да и самого заптия приколотят, потому они его считают за святого человек, – пояснил Нюренберг и прибавил: – Самого скверного люди. Смотрите, какого сильного, красивого человек, а ленивый и работать не хочет.

Экипаж, окруженный жующей толпой, двинулся вперед.

Боюсь насчет конины

– Однако я ужасно как есть хочу, – шепнула Глафира Семеновна мужу. – Ведь, кроме этих маленьких буше, которые были поданы в гостинице к чаю, я ничего сегодня не ела.

– Да, и у меня в желудке так пусто, что даже воркотня началась, как будто кто-то на контрабасе играет, – отвечал Николай Иванович.

– Вот видишь. А между тем ты-то главным образом и съел те буше, что были поданы к чаю.

– А много ли их было подано-то? Всего и было-то пятнадцать – двадцать штук с трехкопеечную монету. В ресторан заехать, что ли? Ведь до обеда еще долго. В гостинице объявили, что там табльдот для дине будет в семь часов, а теперь только три. Скажем, чтобы проводник свез нас в ресторан.

– С удовольствием бы поехала и съела чего-нибудь кусочек, но боюсь, что нас кониной накормят.

– Ну вот… При проводнике-то! Афанасий Иваныч! Куда мы теперь едем? – обратился Николай Иванович к Нюренбергу.

– А вот видите эта большого башня, что стоит впереди? Я ее вам показать хочу, – отвечал Нюренберг. – Это знаменитого башня от Галата, построенного в самого древнего времена генуэзцами. Это остатки крепости. От нее идут остатки старого крепостного стена.

– Да что в башне внутри-то? Есть что-нибудь замечательного? – допытывался Николай Иванович у проводника.

– Внутри ничего. Но оттуда самого лучшего вид на Босфор, на Золотого Рог, на Мраморного моря, на весь Константинополь. Оттуда вы увидите весь город и его окрестности.

– Да ведь туда лезть надо, взбираться?

– Да, это очень высоко. Но мадам может подниматься не сразу. Это большого примечательность от Пера и Галата.

– Глаша, полезешь? На Эйфелеву башню в Париже лазили.

– Бог с ней. Я есть хочу. Ведь видим мы ее отсюда. Большая круглая башня, сначала снизу не отделенная ярусами, а потом вверху четыре яруса с арками – вот с нас и довольно.

– Нет, я к тому, что вот он говорит, что это большая достопримечательность. А вдруг в Петербуге кто-нибудь из бывалых в Константинополе спросит нас: «Были вы на башне Галаты?»

– А ты отвечай, что были. Были, мол, и видели все окрестности города. Вид, мол, великолепный и весь город как на ладони. А то еще лазить наверх! Скажи ему, чтоб он лучше свез нас в ресторан. Если я кушанья никакого есть буду не в состоянии, то хоть кофею с булками напьюсь.

– Послушайте, Нюренберг, – обратился Николай Иванович к проводнику. – С нас довольно и того, что мы посмотрели эту башню снаружи. Свезите-ка нас лучше в какой-нибудь хороший ресторан. Мы хотим закусить до обеда.

– С удовольствием, эфендим… – оживился проводник. – В какого ресторан вы желаете: в турецкого или в французского?