Это значило, что прямо сейчас его сволокут в подвал, начав допытываться, кто он, и тогда ему, если очень повезёт, ой как не скоро удастся выпутаться… Времени на раздумья не было, и Велько, без колебаний выхватив засапожный нож, всадил его под дых шляхтичу. Тот захрипел, обмяк, хватка его как-то ослабла, и он медленно повалился на пол. Быстро оглядевшись, Вавженич понял, что кругом вроде бы никого нет, и, спрятав нож, поспешил в конец коридора. Велько был уже возле лестницы, когда из-за угла вывернулся, похоже, прятавшийся там монах. Вздев обе руки вверх, он по-змеиному прошипел в лицо Вавженичу:
– Стой, нечестивец…
Вавженич замер на месте. Было ясно: монах всё видел и вот-вот мог учинить гвалт. Велько находился от него в каком-то шаге, но лезть за сапог времени не было, к тому же Вавженич понимал, что, увидав нож, монах уж точно примется орать. Совсем рядом была лестница, и Велько, поначалу умиротворяюще показав ладони, внезапно изо всей силы пнул монаха в живот. Тот, странно хекнув, кубарем покатился вниз. Велько подскочил к упавшему, но разбираться, жив ли он, не стал. Понятно было, что монах проваляется тут долго, и Велько, перескакивая через ступени, помчался к выходу.
Очутившись у парадной двери, Велько покрутил головой, проверяя, не заметил ли кто его прыжков, а затем, взяв себя в руки, вальяжно вышел во двор, где царила праздничная суматоха. Кругом горели факелы, и в их неверном свете между служб металась замороченная множеством наказов дворня. На Вавженича здесь никто не обращал внимания, и шляхтич нарочито медленно, на всякий случай изображая подвыпившего, пересёк двор. Затем он прошёл на конюшню и уже там, отметив, что поблизости конюхов нет, начал лихорадочно седлать своего аргамака, благо что перемётные сумы со скарбом тоже были здесь.
Всё время прислушиваясь, не началась ли в палаце метушня, Вавженич вывел аргамака, сел в седло и, вроде бы пьяно раскачиваясь, шагом поехал к воротам. Он опасался, что они будут закрыты, но это оказалось не так. Дубовые створки были распахнуты, и возле них гомонила подвыпившая стража. Велько облегчённо вздохнул, но его внезапно остановили.
– Куда?.. – бдительный страж схватил коня под уздцы и воззрился на шляхтича.
Вавженич внутренне сжался. Он хорошо понимал, что, если сейчас у ворот поднимется буча, дело примет худой оборот. Весь напрягшись, шляхтич, изображая вдрызг пьяного, деланно качнулся в седле и рявкнул:
– Отойди!.. Я везу важные вести!..
– Какие такие вести? – Страж подозрительно сощурился, и тогда Велько, нагнувшись, прошипел ему в ухо:
– Круль Сигизмунд-Август не жие…
– Цо?.. Пан круль не жие?.. – оторопевший от такого известия страж выпустил узду, и Велько, пришпорив аргамака, карьером вылетел за ворота…
Глава 8
Кренясь на ухабах, возок, запряжённый четвернёй, катил по дороге. Возок никто не сопровождал, лошадьми управлял только один кучер, и кто там едет, было неясно. Одинокий возок миновал рощу, и за пойменным лугом открылась стоявшая на речном взгорье Александровская слобода, ныне резиденция Ивана Грозного и самая укреплённая крепость Московского царства. В ней хранилась казна, работала печатня, и там государевы люди, принимая иноземных послов, вершили важнейшие дела.
Чем ближе подкатывал возок, тем яснее вырисовывались въездные ворота с надвратной церковью и обложенная кирпичом стена, за которой высились купола собора, церковная колокольня да кровли угловых оборонных башен. Свободного проезда тут быть не могло, и кучер загодя стал сдерживать бежавший ходкой рысью четверик, чтобы остановить лошадей прямо перед наглухо запертыми, в белый день охраняемыми добрым десятком стрельцов воротами.
Подъехавший возок остановился на самом въезде, однако из него никто не показывался, и тогда стражник, сам распахнув дверцу, строго спросил:
– Кто таков?
Ему никто не ответил, и тогда стражник заглянул внутрь возка. Первое, что он увидел, был длинноствольный рейтарский пистолет с колесцовым замком фряжской работы. Его резная рукоять выглядывала из седельной кобуры, повешенной на внутреннюю стенку противоположной, оставшейся закрытой дверцы. Страж перевёл взгляд на путника, тихо сидевшего в глубине возка, и, враз забыв про любые вопросы, даже не решился открыть рот. Он хорошо знал этого человека, часто приезжавшего в Александровскую слободу. Перед ним, завернувшись в скромную дорожную епанчу, сидел сам начальник царского Тайного приказа, и только боярская шапочка куньего меха со стрельчатыми отворотами, крытыми алым шёлком, давала понять, насколько высок сан прибывшего.