В грозный час

Лошадь вырвавшегося вперёд Темира-мурзы была почти сразу убита, а сам он с головой окунулся в воду. Тяжёлая кольчуга потянула вниз, и, поняв, что сейчас может утонуть, испуганный мурза, выронив саблю, принялся размахивать руками. Однако его ноги немедленно зацепили дно, он встал, и оказалось, что здесь всего-то по грудь. Опасаясь быть затоптанным, Темир-мурза подался в сторону от брода, и тут ему повезло. Уже по шею в воде, увлекаемый течением, боясь захлебнуться, Темир-мурза каким-то чудом отыскал мелкое место, а затем сумел добрести к самой оконечности узкого заросшего тальником мыса, который почему-то вытянулся не поперёк реки, а вдоль берега.

Кое-как пробравшись через густо разросшиеся кусты, Темир-мурза поднялся на небольшой взгорбок, с которого был хорошо виден Сенькин брод. На обоих берегах всё оставалось почти так же, как было перед тем, когда Темир-мурза, выхватив саблю, уверенно повёл свой отряд через реку. Сейчас, как и тогда, татары находились на одном берегу, а на другом стояли нетронутые рогатки, откуда время от времени палили пищали московитов. Вот только в воде виднелись тела убитых, и какая-то брошенная лошадь, странно вскидывая голову, плыла ниже по течению.

Особенно много павших было на мелководье перед рогатками, и Темир-мурза, вспомнив, что он сам там едва не погиб, внутренне вздрогнул. Но тут татары, увидев, что их начальник цел, подвели ему коня, дали саблю, и Темир-мурза взялся за повод. От пережитого страха Темира-мурзу била нервная дрожь, нога соскальзывала со стремени, и ему не сразу удалось влезть на лошадь. Уже сидя в седле, он ещё раз глянул на Сенькин брод, и мысль снова броситься на рогатки московитов исчезла. Темир-мурза уяснил, что ничего не вышло, и, съехав с пригорка, повёл отряд назад к ханскому стану.

Бесславное возвращение ничего хорошего не сулило, и Темир-мурза ехал, понурив голову. Изрытая конскими копытами сакма, по которой отряд шёл обратно, тянулась через пустынную степь, и невесёлые мысли всё больше одолевали Темира-мурзу. Начальник татарского передового отряда ехал к ханскому шатру с тяжёлым сердцем. По мере удаления от злополучного Сенькина брода ему всё больше казалось, что зря он не попытался перейти реку ещё раз. А сейчас Темир-мурза знал: ему как-то придётся объяснять, почему он потерпел неудачу и, ничего не добившись, ушёл от Оки…

Однако вроде бы всё обошлось, и даже встретивший неудачника Дивей-мурза отчего-то совсем не удивился, будто заранее знал, что будет именно так. Больше того, когда Темир-мурза сообщил, что московиты накрепко перекрыли брод, а затем начал было оправдываться, советник хана, не желая ничего слушать, сразу прервал его и деловито спросил:

– Сколько там войска?

– Много… Наверное, там, дальше, за рогатками, были сотни, – ответил Темир-мурза, ради своего оправдания сильно преувеличив число московитов.

На самом деле защитников брода было намного меньше, но, говоря так, Темир-мурза, как бы намекал Дивею-мурзе, что у реки ещё могла быть засада. Впрочем, советнику хана ни на что намекать не требовалось, он понимал всё сам, и, коротко бросив: «Хорошо», – пошёл к ханскому шатру, оставив на месте недоумевающего Темира-мурзу.

Едва войдя в шатёр, Дивей-мурза сразу, чуть ли не от входа сообщил Девлет-хану и находившемуся там же Теребердею-мурзе:

– Всё вроде как неплохо получается. Темир-мурза ушёл от брода, и теперь московиты будут гадать, куда мы пойдём.

Как обычно возлежавший на подушках Девлет-Гирей курил кальян, он сначала выпустил несколько колец дыма и только потом сказал:

– Я думаю снова идти через Сенькин брод.

– Да, так будет лучше, – согласился с ханом Теребердей-мурза и уточнил: – Ногаи тоже вернулись и говорят, что брод у деревни Дракино охраняют две или три тысячи урусов.

– Вдобавок этот брод ближе к Серпухову, где стоит их Большой полк, – напомнил Дивей-мурза.

– Чтобы силы урусов точно разделились, надо оставить напротив Серпухова осадные пушки. Можно даже попробовать перейти Оку, пусть московиты думают, что мы хотим взять крепость, – с хитрой усмешкой предложил Теребердей-мурза.

– Правильно, – похвалил своего военачальника Девлет-хан и, выпустив новую струйку дыма, ухмыльнулся: – Пусть там останутся и турецкие беи, которых направил в Московию султан Селим.

– Янычар тоже оставим тут? – спросил Теребердей-мурза.

– Нет, янычар я возьму с собой, – покачал головой Девлет-хан. – Чтобы так же, как в прошлый раз, сжечь Москву, а потом взять Кремль, мне нужны и они, и азапы[86].

Девлет-Гирей не зря напомнил, что Москву надо сжечь. Ещё находясь в Бахчисарае и обсуждая предстоящий захват Московии, хан говорил, что знает теперь, как брать города урусов. Сообщение о том, что столица царя Ивана выгорела дотла, только подтверждали выводы хана. Правда, у Китай-города стены каменные, но, как только Большой полк уйдёт из Серпухова, тяжёлые орудия можно будет без помех переправить через реку, а дальше самой короткой дорогой везти к Москве…

Было заметно, что какое-то время молчавший Дивей-мурза о чём-то думает, и следивший за своим советником Девлет-хан спросил: