В грозный час

Слышались негромкие разговоры, легкое позвякивание металла о металл. Это танкисты приводили технику в порядок после длительного марша, заправляли ее горючим, осматривали, производили текущий ремонт.

Вскоре командно-политический состав батальонов вплоть до заместителей командиров рот по политчасти был вызван в штаб, находившийся в глубине леса. Начальник штаба полка майор С. Т. Вершкович, только что прибывший из штаба дивизии, проинформировал об обстановке, предупредив при этом, что командир полка подполковник Д. Т. Ляпин остался у комдива, а когда прибудет, то может внести к сказанному сейчас некоторые добавления.

— Враг на нашем направлении продолжает продвигаться вперед, — сообщил Вершкович. — Подтверждено, что фашисты уже овладели Лепелем. Наша дивизия в составе 5-го механизированного корпуса завтра должна будет нанести контрудар в направлении Сенно, Лепель. Справа, то есть севернее, наступает наш сосед — 7-й механизированный корпус. Общая задача — уничтожить прорвавшуюся группировку врага, овладеть районом Лепеля, восстановить прежнее положение. Действия дивизии и корпуса в целом будут поддержаны авиацией. Готовность полка — пять ноль-ноль. Подробные задачи батальоны получат позже. Хотел бы еще раз напомнить о необходимости соблюдения строжайшей бдительности, — закончил начштаба. — В штабе дивизии предупредили, что противник забрасывает в наш тыл шпионов и диверсантов. Часто в красноармейской форме.

Затем слово взял заместитель командира полка по политчасти.

— Товарищи! — сказал он. — Используя внезапность нападения, немецко-фашистские ударные группировки смяли наши пограничные войска и передовые части. На некоторых направлениях танковые дивизии врага вклинились в глубь нашей территории. Его авиация бомбит не только армейские части, но и мирное население, сеет панику. Наши отступающие войска сражаются очень самоотверженно. — Замполит вздохнул. Чувствовалось, что он волнуется, слова исходят от самого сердца. — Но, товарищи, главные силы Красной Армии еще не вступали в бой. Они только подходят к фронту. Вот почему нашей дивизии надо во что бы то ни стало остановить и отбросить врага, дать возможность командованию выиграть время для развертывания и ввода в бой свежих сил… Задача командиров, политсостава и всех коммунистов состоит в том, чтобы разъяснять личному составу не только справедливость нашей борьбы, но и меры партии и правительства по организации отпора врагу, конкретную задачу, которую надо завтра решить.

Шли в расположение батальона молча, осмысливая услышанное. Невольно рождался вопрос: почему же так далеко прошел враг, когда успел? Но тут же недоумение сменялось твердой уверенностью: «Ничего, выдюжим! Ведь подтягиваются главные силы Красной Армии. Они-то и скажут свое окончательное слово».

Остаток ночи ушел на подготовку батальона к бою. Командиры изучали по картам маршруты выхода на исходные рубежи и рубежи развертывания в боевые порядки, ставили конкретные задачи подразделениям. Политработники беседовали в экипажах, поднимали боевой дух бойцов.

Уже вторая половина ночи, но никто почему-то не спит. Слышу, как тихо переговариваются между собой механик-водитель и командир башни:

— Ну, мы ему завтра дадим прикурить…

— Не завтра, а уже сегодня…

— Оно и верно. Вот-вот светать начнет…

— А бомбочку ту мы ему припомним…

Так начинался для нас пятнадцатый день войны.

Ранним утром 6 июля мы пошли вперед. Большое колхозное поле с неубранной рожью стало местом нашего боевого крещения.

…Танки врага вынырнули из-за перелеска у дальнего его края. При виде их, наверное, не у одного меня гулко и часто заколотилось сердце. Вот оно! Начинается! Чтобы успокоиться, стал считать фашистские танки. Один, два, три… пять… семь…

— Сколько же их!.. — воскликнул прильнувший к смотровой щели Орлов. — Ну, гады, держитесь!

Заученным движением он выхватил из боеукладки снаряд и дослал его в казенник. Нетерпеливо сказал мне, сменившему Горюнова у прицела:

— Давайте, товарищ политрук. А то они упредят нас.

— Погоди, Орлов, погоди, пусть подойдут ближе…

Только ведь и у меня нервы на пределе. Не выдержал, едва прицелившись, нажал на спуск. Привычным звоном отдался в башне выстрел, дернулась, откатываясь в нишу, пушка. Но на выбранной мной цели — никаких следов попадания. Фашистский танк идет как ни в чем не бывало. Нахально идет, прямо на нас. И на кончике ствола точно спичка вспыхнула. Бьет, гад! По нам, наверное.

— Промазал, — вырвалось у меня с досадой.

— Готово! — отозвался действовавший без заминки Орлов.

— По-моему, недолет, — скорректировал первый выстрел Евстигнеев.

Теперь в прицел не только танк виден совершенно отчетливо, но даже крест на борту различается. Подводя к нему перекрестие, как-то автоматически проверил по шкале дальность до цели. Нажал на спуск и, еще не успев ничего разглядеть за вспышкой выстрела, услышал позади счастливые голоса Орлова и Евстигнеева:

— Есть!

— Горит, гадина!

И тотчас снова лязгнул замок орудия, проглатывая очередной снаряд. Мой экипаж делал свое дело, не ожидая команды.