В грозный час

Да, мне уже было известно, что гитлеровцы убили многих родственников Николая, сожгли дотла его село. И поэтому я решил больше не перебивать его. А он, минуту помолчав, заговорил снова, теперь уже с заметным оживлением:

— Я тут как-то в одну перепалку попал. Выполнял, понимаешь ли, задание. Ну, дали мне машину, водителя. Выехали. И с пути сбились. А тут, слышу, стрельба вспыхнула. Подъезжаем ближе. Вижу: наши отступают. «Кто, — спрашиваю у одного бойца, — командир ваш?» «Убили его», — отвечает. Ну, я, недолго думая, собрал всех людей. А потом с ними и даванули фашистов. Пух и перья от них полетели. Вот уж где я отыгрался!

Усатый рассказывал все это без подробностей, скромно. Но позднее я узнал об этом событии у одного из работников политотдела армии со всеми деталями. Кстати, за ту «перепалку» Николай Трофимович был награжден орденом. Но тогда Усатый об этом тоже умолчал, лишь добавил:

— Теперь вот жду еще такого случая. — И вдруг круто повернул разговор на другое: — Хватит, Семеныч, с этим. Давай песню. Подтягивай.

Был вечер. Тихий, теплый. Он-то, видимо, и навеял на Усатого воспоминания о его родной Украине. И Николай запел свою любимую песню о Днепре. Запел красивым, густым баритоном. Но после первого же куплета прервал песню, заговорил решительно:

— Теперь уже скоро! Скоро будет она, земля украинская, снова нашей. Вот тогда и Днепром полюбуемся. Там на берегу эту песню и допоем…

Уезжал Н. Т. Усатый утром. Уже с подножки кабины, пожимая руку, сказал:

— Честно говоря, с хорошим настроением уезжаю. Новые замыслы появились. Кое-что ваши бойцы подсказали. В следующей программе используем.

Когда машина тронулась, он, перекрывая шум мотора, крикнул:

— Жди! К тебе первому с новым концертом приедем. Так что цени это…

А обстановка тем временем сложилась следующая. Наша 5-я гвардейская танковая армия наступала, ее части уже значительно продвинулись вперед. Фашисты отходили, но тем не менее сопротивлялись на каждом рубеже зло, остервенело, уничтожая при отступлении все, что можно было уничтожить.

Особенно сложное положение в октябре создалось в районе Кривого Рога. Это и понятно. Для гитлеровцев наша железорудная кладовая, временно оказавшаяся в их руках, значила многое. И они прилагали все силы, чтобы удержать ее.

По приказу командира корпуса наш полк во второй половине октября вышел на подступы к Кривому Рогу. У деревни Даниловка пришлось снова распылить свои силы — отдать по одной батарее трем танковым бригадам. А оставшиеся подразделения составили вместе со средствами усиления артиллерийский противотанковый резерв.

Батареи, приданные танковым бригадам, сразу же вступили в бой. Как мы узнали из донесений, они уже в первый день уничтожили три «тигра» и две «пантеры». А на другой день подбили еще семь танков, из них два «тигра».

Между тем контратаки фашистов все больше усиливались. Под их натиском наш полк, получив приказ комкора, вскоре отошел всем составом к поселку Недайводе.

В сравнительно спокойной обстановке отпраздновали 26-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Отпраздновали с приподнятым настроением, так как накануне, вечером 6 ноября, поступила радостная весть: освобожден Киев — столица Украины! Сразу вспомнил Усатого. Бегу к телефону. К счастью, удается довольно быстро связаться с политотделом армии. Там оказался и Николай Трофимович.

— Поздравляю! Наши Киев взяли! — кричу в трубку, даже не поздоровавшись с ним.

— Спасибо! Спасибо! — растроганно отвечает Николай. — Жаль, что мы не там.

Пытаюсь еще что-то сказать ему, но Усатый перебивает:

— Помнишь, Семеныч, как я мечтал о Днепре? Говорил же: будет он наш, вернемся мы к нему! И песню о Днепре спеть обещал, как только на правый берег перешагнем. Жаль, что не мы с тобой это первыми сделали, но все же слушай.

Он запел своим хорошо поставленным голосом:

У прибрежных лоз, у высоких круч

И любили мы и росли.

Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч,

Над тобой летят журавли…

Плотнее прижимаю трубку. Вслушиваюсь в слова и чувствую, как необычно волнующе звучит песня. Видно, вложил в нее Николай всю свою радость и любовь к земле родной.

И вдруг в трубке раздается голос:

— Товарищ, не занимайте зря линию!

Но тут же слышится другой — наверное, дежурного по связи:

— Не мешай. Пусть поет. Повод же есть у человека: наши Киев взяли.

Николай, услышав эти голоса, все же умолкает. До меня доносится его смех:

— Вот, подумают, чудак. Нашел себе сцену.

— Брось скромничать, — говорю ему, — отлично поешь.

— Ладно, ладно, — прерывает меня Николай. — Я сейчас спешу в ансамбль. — И добавляет: — Встретимся — допою…