В грозный час

Утром в полку состоялся митинг. Бойцы и командиры взволнованно говорили и об освобождении Киева, и о докладе Председателя ГКО И. В. Сталина на торжественном заседании в Москве, в котором подчеркивалось, что коренной перелом в войне наступил и она идет теперь к своей окончательной развязке. А затем майор М. С. Лунев прямо на митинге сообщил, что за подвиги, совершенные в последних сражениях, к государственным наградам представлены многие наши самоходчики. И среди них — старший техник-лейтенант А. Ф. Полубаринов, старшины Г. В. Васильев и А. Г. Овчинников. В заключение командир полка вручил медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» большой группе бойцов и сержантов.

* * *

Сразу же после праздников наш полк, пополнившись горючим, боеприпасами, продовольствием и личным составом, снова вступил в бои. Вместе с бригадами 29-го танкового корпуса он двинулся на Мариамполь и Лелековский.

Удар наших танкистов на этом направлении был сокрушающим. Под стать им громили врага и самоходчики. Уже в первом бою мы подбили два «тигра», два средних танка и одну «пантеру», уничтожили не менее сотни фашистских автоматчиков.

Потерь в технике мы в тот день почти не имели. Но из боя выходили с горьким чувством. На подступах к Лелековскому смертью героя пал лейтенант Титов — один из самых молодых командиров батарей. На него мы возлагали большие надежды. Но, к сожалению, провоевал он у нас совсем немного.

Не стало и храброго командира, мастера метких ударов по врагу лейтенанта Савенко. В его гибель вначале как-то даже не верилось. Ведь лейтенант считался у нас самым удачливым. Из многих поединков с фашистскими танками выходил он победителем. И вот Савенко нет. Мы опускаем его тело в могилу. Рядом выстроился весь полк. Кто-то из самых близких друзей лейтенанта, не сдержавшись, всхлипывает. Чувствую, что и у меня подступил к горлу комок. Поворачиваюсь к застывшим в немой скорби бойцам и командирам, окидываю их взглядом и говорю:

— За смерть наших боевых товарищей, за смерть Савенко клянемся отомстить врагу!

— Клянемся! Клянемся!

Слова разносятся далеко окрест, отдаются эхом. Кажется, будто вся земля наша дает эту клятву.

Мстить фашистам за смерть Савенко и Титова нам пришлось на другом участке фронта. Во второй половине ноября наш корпус получил новую задачу: вместе с частями и соединениями 2-го Украинского фронта наступать в направлении Кировограда.

Сначала все шло успешно. Противник отступал, не оказывая особого сопротивления. Но, как потом стало ясно, он просто оттягивал свои силы к городу Знаменка, превращенному им заранее в мощный опорный пункт.

Освобождать Знаменку нам выпало вместе с партизанами. Их мы встретили еще на подступах к городу. Едва полк приблизился к Черному Лесу, оттуда вышла большая группа вооруженных людей. Трое из них попросили представить их командиру части. Майор Лунев спрыгнул на землю:

— Слушаю вас. Я командир этой части майор Лунев.

— Мы партизаны, — сказал один из тройки. — В основном — местные жители. Многие даже из Знаменки. Хотели бы пойти в бой вместе с вами.

— В бой… — замялся Лунев. — Но я не имею права…

— А вы не сомневайтесь, — видя его колебания, сказал тот же партизан, оказавшийся командиром отряда. — Народ у нас надежный, в боях уже все бывали. Кстати, совсем недавно вышли из очередной схватки с фашистами.

Из его рассказа мы узнали, что сегодня утром партизаны атаковали большой вражеский обоз. Многих фашистов уничтожили, нескольких взяли в плен. В обозе оказались пулеметы, автоматы, карабины, боеприпасы.

— Так что запасы теперь у нас солидные. Есть с чем на Знаменку идти, — заключил свой рассказ командир отряда. И, видимо, чтобы окончательно рассеять сомнения Лунева, предложил: — Товарищ майор, место этого боя совсем рядом. Давайте съездим, посмотрим…

Обстановка позволяла, и Лунев дал согласие. Партизанский командир забрался на нашу самоходку, и мы тронулись.

До места оказалось чуть более двух километров. Картина разгромленного обоза в полной мере подтверждала рассказ партизан. На лесной дороге стояли разбитые телеги, валялись десятки трупов убитых фашистов. Под ноги то и дело попадались разбросанные ранцы, чемоданы…

Вдруг Лунев приостановился и, сплюнув, выругался:

— Вот сволочная натура!

— О чем это ты? — спрашиваю его.

Командир полка кивнул на один из раздавленных, видимо колесом телеги, чемоданов. Из него вывалились на землю детские рубашонки, какие-то костюмчики, шапочки.

— Сам, выходит, детей имеет, — продолжил Лунев, — а чужих грабит. Чтоб ему ни дна ни покрышки…

Когда мы вернулись из Черного Леса, Лунев связался со штабом корпуса. Доложил о встрече с партизанами, их просьбе. Не знаю, что ему ответили, но, видимо, выразили в чем-то сомнение, потому что командир полка начал горячо убеждать:

— Да нет, они надежные люди. Видать, лиха хватили через край. Горят ненавистью к фашистам, в бой рвутся.