В грозный час

А в Ставке Верховного Главнокомандования и Генеральном штабе к тому времени была уже, оказывается, разработана в деталях крупная наступательная операция, названная по фамилии выдающегося русского полководца — «Багратион». Она имела целью освобождение Белоруссии. Более того, эта операция уже вступила в завершающий этап своей подготовки. И переброска нашей 5-й гвардейской танковой армии из Румынии в полосу 3-го Белорусского фронта представляла собой лишь звено этого этапа. И звено очень важное.

Дело в том, что немецко-фашистское верховное командование считало, что там, где появляются советские танковые армии, надо непременно ждать наступления. И вот, исходя из этого положения, разведка противника не спускала, как говорится, глаз с этих армий, бдительно следя за малейшим их перемещением. И все же на этот раз нашему командованию удалось ее перехитрить. В Румынии от 5-й армии был оставлен один только корпус, действовавший, как и намечалось по замыслу, довольно активно. Основные же соединения армии под прикрытием этого сумели скрытно передислоцироваться. Да так, что гитлеровская разведка узнала о своем промахе только тогда, когда Совинформбюро уже начало сообщать о победных рейдах армии маршала бронетанковых войск П. А. Ротмистрова в Белоруссии.

Да, нас везли в Белоруссию. Так уж случилось, что, хотя к июню 1944 года наши войска на юге перешагнули границу и начали освобождение Румынии, значительная часть территории Советского Союза все еще оставалась под пятой фашистских оккупантов. И в том числе Белоруссия. Туда-то и спешили мы, еще не ведая о замысле Ставки, а потому недоумевая: почему же нас везут на восток, в противоположную от фронта сторону?

А поезд между тем продолжал поглощать километры. Уже остались позади Новгород-Волынский, Киев, Бахмач, Конотоп… И все тревожнее становились разговоры: «Куда же нас, братцы?! Не впрямь ли за Урал?»

Миновали Брянск. Вот уже началась и смоленская земля. До боли знакомая, кровью политая в жестоких боях сорок первого.

Но тут поезд бежал недолго. Не докатив до Смоленска, он остановился на станции Кардымово. И сразу последовали команды, одна торопливее другой. Часа через два всех нас как ветром сдуло со станции, словно и не приходили сюда никакие эшелоны.

Наш корпус разместился в полусотне километров от фронта, в районе Рудни. И в тот же день вовсю развернулась подготовка к боевым действиям на лесисто-болотистой местности.

Для нас это было новым делом. Ведь до Белоруссии полк действовал совершенно в иных условиях, опыта преодоления болотистых мест никто из самоходчиков не имел. А тут…

На специальных занятиях трудились до седьмого пота. Понимали: все это пригодится потом в бою.

Большое внимание уделялось и партийно-политической работе с личным составом. В полку в первые же дни состоялось совещание партийно-комсомольского актива. А затем прошло общее собрание коммунистов и членов ВЛКСМ. Прошло буквально за несколько дней до начала наступления. Поэтому, разумеется, речь на нем шла в первую очередь об авангардной роли коммунистов и комсомольцев в предстоящих боевых действиях.

Помнится, одним из первых на этом собрании выступил помпотех полка майор Яценко.

— Коммунисты-ремонтники, — сказал он, — в истекшие дни поработали с большим напряжением. И я могу сейчас со всей уверенностью доложить: техника к боям готова!

— А как подготовлена? До границы выдюжит? — раздалась с места чья-то реплика.

— Выдюжить-то она выдюжила бы, — повернувшись на голос, спокойно ответил Яценко. — Да ведь сами знаете, фашисты в нее не мячиками кидать будут, а снарядами. И, вполне естественно, попадать. Вот мы и продумали, кому из коммунистов-ремонтников и где быть во время боя. В общем, оперативной технической помощью мы вас обеспечим. А вы уж постарайтесь, как говорится, поточнее держать прицел. Да и машины берегите, маневрируйте, не лезьте на рожон.

— Конечно, постараемся, — продолжил мысль помпотеха старший лейтенант Бондарев. — И у нас коммунисты и комсомольцы будут первыми в бою. Да и все остальные бойцы не подведут. Это я заявляю от имени всей нашей батареи.

Такая же уверенность, высокий боевой дух чувствовались и в выступлениях майора Казюры, лейтенанта Бартенева и других участников собрания. «Служить в бою примером для всех! Не щадя жизни, гнать врага с белорусской земли!» — так коротко, но ясно записали коммунисты и комсомольцы в своем решении.

А время шло. Приближался день нашего перехода в наступление.

21 июня меня вызвал к телефону генерал-майор танковых войск Е. И. Фоминых, недавно сменивший Кириченко на посту командира корпуса. Говорил новый комкор спокойно, очень приветливо. Вначале поинтересовался, все ли мы получили из запасов, подробно расспросил, чем занимается личный состав полка, каково настроение у людей. И вдруг задал совершенно неожиданный вопрос:

— Товарищ Лыков, а какое завтра число?

— Двадцать второе, — как-то машинально, даже не вдумываясь в смысл, отвечаю ему.

— Ну и что? Чем оно знаменательно?